30-го августа я видел в православном соборе Жуковского в мундире, разукрашенном звездами и крестами, стоящего подле Наследника, своего прежнего воспитанника, который, равно как и отец его, видимо были огорчены за несколько дней перед этим последовавшей кончиной Великого Князя Михаила Павловича.
В Ковне я взял место в почтовой карете, а мой слуга с вещами продолжал ехать на перекладных, обгоняя меня и ожидая моего приезда на некоторых из почтовых станций. В г. Острове Клейнмихель, ехавший осматривать шоссе, увидев меня в почтовой карете, потребовал к себе. Он подробно меня расспрашивал о венгерской кампании и о том, кто 30-го августа получил орден Св. Андрея Первозванного. Я назвал ему получивших этот орден, но он, сомневаясь в правильности моего показания о новых кавалерах, сказал, что я, верно, не имею точных сведений, и спросил, от кого я мог их получить в Варшаве; я указал на свиты Его Величества генерал-майора князя Владимира Александровича Меншикова{397}
, который в это время постоянно разъезжал с Государем и заведовал рассылкою наград. Клейнмихель, не получавший никаких наград в последние 7 лет со времени назначения его главноуправляющим путями сообщения, узнав, что младший его по производству граф Владимир Федорович Адлерберг получил Андреевскую ленту, видимо был этим недоволен. Отношения Государя к Клейнмихелю сделались с начала 1849 г. холодны{398}; {это было последствием охлаждения между Клейнмихелем и Варварой Аркадьевной Нелидовой}. Клейнмихель, прибыв из Острова в Витебск, был очень мрачен, капризен и не хотел никого видеть. Не знаю, кто похлопотал о Клейнмихеле, но Государь, вскоре по возвращении в Петербург, приказал начальнику I отделения Своей канцелярии{399} статс-секретарю Танееву{400} прислать ему проект грамоты на пожалование Клейнмихелю ордена Св. Андрея. Государь, несколько исправив этот проект, запечатал его в конверт и ошибочно сделал надпись «Клейнмихелю», вместо «Танееву». Когда последний вместе с прочими бумагами получил особенный конверт с надписью Государя «Клейнмихелю», он поспешил этот конверт переслать в канцелярию главноуправляющего путями сообщения, откуда он с курьером был послан к Клейнмихелю в Витебск. По получении этого конверта, Клейнмихель совсем изменился, сделался со всеми любезен. Подлинная грамота со знаками ордена не замедлила прибыть в Витебск.По окончании расспросов Клейнмихеля о венгерской войне и о лицах, получивших Андреевские ленты, я узнал, что почтовая карета, в которой я ехал из Ковно, отправилась в Петербург, а мой слуга еще до ее отъезда уехал на перекладной, так что я остался один и без вещей. Это было вечером, но я еще не обедал; в продолжение моего разговора с Клейнмихелем ехавший с ним Александр Александрович Вонлярлярский, {о котором я говорил в V главе «Моих воспоминаний»}, распорядился приготовлением для меня прекрасного обеда; стол был накрыт в маленькой комнате, занимаемой подполковником Серебряковым и доктором Фейхтнером в доме, в котором остановился Клейнмихель. Обедом моим распоряжался Вонлярлярский, потому что кухмистерская часть во время путешествия Клейнмихеля с Вонлярлярским составляла обязанность последнего. Клейнмихель уговаривал меня ехать с ними в Витебск и далее, но я ему представил мою невозможность ехать, не имея с собой ни одежды, ни белья. Это извинение не было принято, и я упросил отпустить меня в виду болезненного положения жены моей. Таким образом, я не был с Клейнмихелем в Витебске; все рассказанное мною о пребывании его в этом городе я впоследствии слышал от Серебрякова. Вонлярлярский спросил меня, как я доеду до Петербурга; я объяснил, что возьму подорожную у городничего и поеду на перекладной; он этого не мог понять и взялся достать для меня рессорный экипаж. Я отвечал, что мне этого не нужно, и так как Вонлярлярский был совсем чужой человек в Острове, то полагал, что он не достанет экипажа. Между тем на другое утро на дворе дома, где остановился Клейнмихель, я увидел маленькую коляску, приготовленную для моей поездки в Петербург. Я сказал Вонлярлярскому, что не намерен ею воспользоваться; он отвечал, что, конечно, это будет зависеть от меня, но что если я в ней не поеду в Петербург, где могу ее доставить в его дом, то она, оставаясь в Острове без всякого присмотра, совсем пропадет. По отъезде на другой день Клейнмихеля в Витебск, я рассудил, что выгодно и мне и Вонлярлярскому воспользоваться его предложением, и доехал до Петербурга в его коляске.