23 апреля, в день тезоименитства Императрицы, в обычае всех губернских городов было губернатору принимать поздравления всех служащих и затем отправляться с ними в кафедральный собор. На этом основании, я готовился ехать к Херхеулидзеву, но пока я одевался в полную форму, он взошел ко мне и сказал, что он отменил прием служащих, чтобы быть у меня, а от меня едет прямо в собор. Ко мне же он приехал, чтобы сказать, что его всю ночь тревожила мысль, что несчастные рабочие, представившие свои квитанции, не получат уплаты, и просил меня придумать средство для этой уплаты. Я представил ему, что после объявления им Высочайшего повеления о закрытии комиссии, она более не существует, но что он может, как губернатор, как бы для сохранения спокойствия между толпой рабочих, решиться на уплату денег по отобранным накануне квитанциям. Он опасался принять на себя подобное действие, и тогда, при настоятельной его просьбе помочь бедным рабочим, я ему предложил следующее. По полученному нами Высочайшему повелению сумма, оставшаяся в распоряжении комиссии, составляет собственность Вонлярлярского, а потому нельзя допустить раздачи из нее рабочим денег не только без согласия его уполномоченного, но даже без особенной об этом с его стороны просьбы. По желанию Херхеулидзева, я принял на себя упросить Апухтина подать такого рода просьбу губернатору; затем Херхеулидзев поехал в собор, куда и я обещался приехать от Апухтина. Мне очень нравилось это теплое чувство Херхеулидзева к несчастному люду, столь редкое в человеке пожилом, проведшем десятки лет на службе, приучающей к одним формальностям.
Вонлярлярский прислал Апухтину эстафету, которой извещал, что он выиграл дело по своим претензиям, и что Апухтин должен получить сумму, оставшуюся в комиссии, уплачивавшей рабочим по квитанциям его шоссейных контор, причем прислал ведомость предметов, на которые должна быть израсходована эта сумма. На основании последней полученной Вонлярлярским эстафеты Апухтина, он полагал этой суммы в остатке до 250 тыс. руб. Вонлярлярский, не приняв в соображение, что его извещение придет после отправления означенной эстафеты на целую неделю, в которую комиссия успеет раздать поставщикам и рабочим значительную сумму, распределил в ведомости, присланной Апухтину, все 250 тыс. руб., между тем как в действительности оставалось не более 180 тыс. рубл., а если уплатить по квитанциям, отобранным 22 апреля, то с небольшим 150 тыс. руб. Однако Апухтин очень скоро согласился на мою и Херхеулидзева просьбу и немедля при мне написал прошение к последнему о том, чтобы по принятым 22 апреля квитанциям сделана была уплата из суммы, назначенной по Высочайшему повелению к передаче Апухтину. Я взял с собой это прошение и, входя в собор, издалека показал его Херхеулидзеву, который, {поняв в чем оно состоит}, очень повеселел и усердно молился. Я должен оговориться, что пишу мои воспоминания по памяти, без всяких справок с делами, а потому, {как вышесказанные, так и нижеприводимые} цифры в деле Вонлярлярского приводятся мною приблизительно, но приведение этих цифр с большей точностью не изменило бы ни в чем общей картины дела.
В тот же день 23 апреля я получил по эстафете предписание от Клейнмихеля, извещающего, что Государь повелел выдать Вонлярлярскому по его претензиям, {касающимся устройства шоссе от Малоярославца до Бобруйска}, 900 тыс. с десятками и тысячами рублей и даже с известным количеством копеек, и что в эту сумму поступают 400 тыс. руб., бывшие в распоряжении комиссии, {в которой я был членом}. В этом же предписании Клейнмихель поручает мне немедля, по сдаче поверенному Вонлярлярского суммы, оставшейся в комиссии не розданной, возвратиться в Петербург, а потому я на другой же день, по уплате по квитанциям, отобранным 22 апреля, и по сдаче остальной суммы Апухтину, выехал из Смоленска. В то же время об упразднении комиссии было сообщено губернаторам всех губерний, смежных со Смоленской, и исправникам этой губернии для объявления об этом по всем городам и селам.