Нас разделяют сотни шагов, но я отчетливо вижу твою сияющую улыбку и полные мечущихся теней глаза.
Да, ты ждала, но сейчас это не имеет никакого значения.
– Еще чуть-чуть, и я бы разочаровалась, – говоришь ты, вскинув подбородок, и эхо дробит и множит твои слова, вознося их осколки под круглые своды зала.
– Я бы такого не допустила, – отвечаю я, оценивая обстановку.
Десяток солдат, застывших вдоль стен и готовых в любую секунду разрубить нас на куски блестящими мечами и секирами. Экзарха, притаившегося в дымной мгле за спинкой твоего трона. Волосы, оплетающие стены и колонны, свисающие с потолка и медленно наползающие на двери, дабы отрезать нам путь к отступлению. И самое безобидное во всем этом – Короля, который вынужден довольствоваться малым троном, но вряд ли его это тревожит или угнетает. Кожа его белее снега, волосы и борода седы, а вместо глаз я издалека вижу лишь черные провалы. Только подрагивающие на подлокотниках пальцы подсказывают, что Король все же жив.
Даже странно. Зачем он тебе? Почему прах его до сих пор не смешан с родной землей?
– Ты вечно пыталась произвести на меня впечатление.
Ты встаешь с черного каменного трона, лишенного всяческих узоров, зато увитого шипастыми стеблями с едва раскрывшимися бутонами роз. Багряная ткань платья соскальзывает с колен и растекается вокруг кровавым озером.
– Вечно совала мне под нос свою доброту, беспричинное благородство, словно пыталась ими заразить.
Я замечаю, что спешу тебе навстречу и уже одолела полпути, только когда Принц хватает меня за руку.
Ты смеешься:
– Ну и где эта доброта теперь? Где благородство? Ты привела друзей на смерть. Даже я не творила ничего столь безжалостного.
Шаг, второй, третий. Ты не идешь – плывешь сквозь кровавый шелк, и волосы вздымаются вокруг песчаными дюнами и застывают, заключив нас троих в широкий золотой круг.
– На что ты рассчитывала, сестрица? – спрашиваешь ты, почти не размыкая губ, и я наконец обретаю голос.
– На память о хороших днях.
– Серьезно?
Я чувствую, как Принц пытается задвинуть меня назад, прикрыть собою, и отстраняюсь, высвободив руку.
– И на твое сердце. Оно должно было биться за мир. Должно было принести…
Я умолкаю, пораженная яростным блеском твоих глаз – чернота едва ли не стекает из них по фарфоровой коже.
– О, какая знакомая песнь. Ты что, правда не догадалась? – Ты улыбаешься, и на миг мне чудится горькое отчаяние в этой улыбке, но в следующую секунду она уже напоминает звериный оскал. – Мать рассказала мне о пророчестве той безголовой дуры в надежде направить злобное дитя на путь света. Думала, это поможет мне уверовать и обрести цель. Знаешь, как быстро я поняла, что речь не обо мне?
Пол под моими ногами дрожит, мраморные плиты вздымаются, узор дробится, и из ломаных трещин золотыми змеями вырываются туго сплетенные пряди волос. Я пытаюсь отскочить, но путы уже стягивают мои ноги покрепче иных веревок.
– В тот день рухнуло левое крыло нашего славного замка.
Ты шевелишь пальцами, будто перебираешь невидимые струны, и рядом со мной, в плену твоих волос, точно в коконе, падает Принц.
– Знаешь, как легко я догадалась, кто главная героиня этой истории? И что мне уготована роль орудия… и бессловесного стимула…
Ты изгибаешь бровь – и Принц глухо вскрикивает и изгибается на полу гигантской золотой гусеницей.
– Прекрати! – Я и сама с трудом держусь на ногах, но все еще пытаюсь ослабить хватку бешеных прядей. Единственная рука плотно прижата ими к телу. – Мама никогда не считала тебя злом…
– Разумеется! – яростно перебиваешь ты, почти срываясь на крик. – Я создала сильнейшего ведуна. Я превратила жалкого светоносного пастыря в мага светотени, как в древности! Я принесла мир на каждый клочок земли, сплотив королевства против единого врага. Без меня баматийские пустынные дикари давно бы покусились на лостадские снега, Арьён и Трогмерет медленно истощали бы друг друга, а земли отверженных расползлись бы во все концы, отравив океан и пропитав гнилью горы. С чего бы кому-то считать меня злом?
– Значит, пророчество все же о тебе, – шепчу я и падаю на колени.
Волосы, ничуть этим не удовлетворенные, рассекают одежду и впиваются в кожу.
– Нет. Оно отнимало у меня самое желанное. – Ты приближаешься еще на пару шагов и словно любуешься мною. Точнее, моей коленопреклоненной позой. – То, что мое по праву рождения. То, что я заслуживаю как никто другой. Поэтому пришлось взять самой. Но знаешь… так даже лучше. Зачем мне одна Ирмания, когда можно получить все семь королевств?
– Все семь королевств тебя ненавидят, – хрипит Принц, и мне больно смотреть на его тщетные попытки освободиться.
– О, а я тебя и не заметила. – Ты ненадолго оставляешь меня и склоняешься над ним. – Привет, малыш. Прелестные глазки.