Моя вселенная – Москва. Юрий Поляков: личность, творчество, поэтика

Герой первых повестей Юрия Полякова – не разрушитель. Не угрюмый ненавистник всего советского и даже не нигилист, ни в коем случае не борец с режимом. Он любит свою страну, любит свою власть, но постепенно теряет к ней доверие. Поколение Поляковых могло оказаться спасительным поколением хунвейбинов, очищающих государство от циничных партократов, но не оказалось у нас в России своего Дэн Сяопина. Сплошные Волкогоновы и Яковлевы…

Может быть, блистательный успех первых повестей, умело раскрученный идеологами развала страны, и сделал бы из Юрия Полякова ещё одного Приставкина или Пьецуха. Если бы не собственное скорое отрезвление. Это и было первое серьёзное испытание Юрия Полякова: не дать увлечь себя паутиной новой лжи, отказаться от обслуживания разрушительного ельцинского режима. Всего три года разделяют 1987-й, время публикации в журнале «Юность» повести «Сто дней до приказа» у Полякова и моих «Очерков литературных нравов» в журнале «Москва», когда Юру стремительно объявили «буревестником перестройки», а меня – её «врагом номер один»; и 1990-й, время возникновения газеты «День», где в первом же номере встретились две наши с Юрой статьи. Совпадающие по главным пунктам. Может быть, это разочарование в навязываемой стране колониальной демократии способствовало рождению по-настоящему серьёзного русского писателя? Осталась у книг Юрия Полякова былая лёгкость чтения. Осталась спасительная ирония, осталась сентиментальность, но пришла трезвость мысли. Пришло осознание государственности, пришло литературное мастерство, пришла сложность реальных характеров, пришла трагедийность.

Юрий Поляков как бы по второму кругу входил в литературу со своим «Демгородком», с «Козлёнком в молоке». Теперь ему в литературе сам чёрт не страшен. Ещё до «Кыси» Толстой и до кабаковских литературных антиутопий, до постмодернистских изобретательств Пелевина, легко и изящно он творит ультра-авангардный «Демгородок», используя умело весь запас постмодернистских приёмов, и быть бы ему вновь обласканным демпрессой, если бы он затолкал в придуманную им лагерную зону старых коммуняк или же ретивых поклонников «Памяти». Но Юра почему-то умудрился в августе 1993 года в журнале «Смена», в самые напряжённо-кровавые дни, в повести «Демгородок» с изящным бесстрашием выдуманным переворотом смести с власти легко угадываемого Ельцина и всех его сатрапов – более того, по велению своего ума и сердца упрятал их в строго охраняемую зону. Всё своё ехидство развернул в сторону столпов демократии. Естественно, сразу же появились и разоблачители. Ниспровергатели таланта Юрия Полякова. Его попробовали списать за ненадобностью. Спешно перечёркивали всё его творчество. Но читатель оказался умнее демократических ниспровергателей. На их глазах писатель заматерел, стал намного богаче его изобретательный язык, с сюжетом вообще Юрий Поляков делал всё, что хотел, и всё получалось. Хотите детектив – найдёте у него такой, что злодея не разгадает до конца никакой знаток Шерлок Холмса. Хотите постмодернизм – вот вам каскад приёмов, весь сюжет переворачивается вокруг самого себя, всё становится игрой, весь мир разыгрывается, словно колода карт. Но сквозь литературную игру читатель доискивается до трагедии, в шуточках прячется драматизм сегодняшнего человека.

Любовная драма, сентиментальный роман, социальная сатира, антиутопия – всё помещается на пространстве небольшой повести «Демгородок»… В самое нечитаемое время, когда люди были готовы к гражданской войне, когда противостояние президента и парламента, а по сути – двух половин народа, достигло опасного предела, все жадно накинулись на августовский номер «Смены». Повесть «Демгородок» ксерокопировали, передавали друзьям, зачитывали до дыр, боясь скорого запрета…

Каково было действующим государственным чиновникам, каково было обслуживающей их придворной культурной элите читать про себя талантливо написанные «гадости» и разоблачения в канун октябрьских событий? А ведь все персонажи легко угадывались, это ещё более подчёркивает тогдашнее бесстрашие автора. Роман Арбитман в исступлённо-либеральной тогда «Литературной газете» устроил писателю маленький погром: «Итак, поражение ненавистной “дерьмократии” на Руси, которое так долго обещали народу большевики, состоялось. Пусть на бумаге, но состоялось… Юрий Поляков на бумаге отыгрался за все обиды, общественные и личные… Как выяснилось, писателю благоприятствовала атмосфера полуправды, в которой можно было показать себя на правах “разрешённого” обличителя… Пока существовали “белые пятна” и закрытые области, легко и приятно было делать полшага вперёд и открывать Америку. Когда игра в догонялки кончилась и читателя требовалось привлекать чем-то иным, кроме оперативности “отклика”, Юрий Поляков был бессилен… Оказался без работы…»