Моя вселенная – Москва. Юрий Поляков: личность, творчество, поэтика

Сегодня, когда Юрий Поляков, «бессильный и безработный», является уже много лет главным редактором той самой «Литературки», тотально провалившейся именно из-за её ис-ступлённо-радикального либерализма, читать эти лживые строчки критика даже смешно. Что ни слово, то явная ложь. А написана и опубликована эта ложь в форме доноса была сразу же после октябрьского расстрела Дома Советов, когда ещё шли аресты противников ельцинского режима.

Мол, берите тёпленьким этого паршивца Полякова, осмелившегося издеваться над дерьмокрадами… Не случайно после статьи Арбитмана имя Юрия Полякова на долгие годы было вычеркнуто из списка авторов этой газеты. Какую «торопливую оперативность отклика» в ранней прозе писателя заметил Арбитман, если первые повести Полякова пролежали запрещёнными в столе: одна – восемь лет, другая – четыре года? И почему же писатель оказался в 1993 году бессилен, если опубликовал как раз самый «оперативный отклик» ещё в преддверии октябрьских событий? И в чём же заключалась полуправда его прозы?

Думаю, в том заключалась полуправда, по мнению тогдашней «Литературной газеты», что написана была проза Юрия Полякова, как ранняя, так и поздняя, – без ненависти к людям.

И даже без ненависти к власти. В «Ста днях до приказа» – без ненависти к армии. В «ЧП районного масштаба» – без ненависти к комсомолу. В «Работе над ошибками» – без ненависти к школе. Да, с иронией, даже кое-где с ехидцей, но без ненависти. Без лютой злобы в сердце. А Роману Арбитману, так же, как и другим его радикально-либеральным коллегам по разрушению культуры, от писателей требовалась и требуется ненависть ко всем устоям и традициям, ненависть к человеку вообще. К его святыням и идеалам… И потому Юрий Поляков даже ранними своими повестями очень быстро оказался для демократов недостаточно разоблачителен. Хотя он даже падших героев-демократов в том же остросатирическом «Демгородке» не бьёт наотмашь. Не по причине осторожности или недостаточной идеологичности. Когда надо, он не хуже Нины Андреевой не позволяет себе поступаться принципами. Это уже характер писателя, чисто поляковская особенность. Он и в иронии, и в сатире, и в публицистике своей, и в самом убийственном ехидстве – мягок и сентиментален. Может быть, поэтому его недолюбливают нынешние критики. Сентиментальная ирония, сентиментальная трагедия и прекрасное знание языка улицы. Он не выдумывает слова. А внимательно слышит и видит. Реализм у него сидит где-то в печёнке, и потому Полякову не страшен никакой постмодернизм, всё может использовать не во вред реальному характеру, реальной жизни. Когда сейчас упорно ищут новый реализм, мне становится смешно – его ведь давным-давно открыл Юрий Поляков, легко и весело, без излишних потуг, соединяя классическую традицию реальности жизни и постмодернистский камуфляж.

И ещё есть у него интуитивное предвидение будущих событий. Наш литературный Нострадамус. Юрий Поляков как бы видит своё время и даже трогает его на ощупь. А потом проверяет на перспективу. Не получилось стать предсказателем в октябре 1993 года, не совпал избавитель Отечества адмирал Рык с образом реального генерала Руцкого – ничего, можно и подождать. Хорошая литература пишется не на день и не на год. Главное, писателю было ясно, что на смену проворовавшимся демократам вскоре придёт новый жёсткий порядок, а адмирал его будет наводить, лётчик или же чекист – не так важно. Он ведь и избавителя Отечества в своей повести тоже по головке не гладит, запаса иронии и на него с избытком хватает.