Моя вселенная – Москва. Юрий Поляков: личность, творчество, поэтика

Но вот что сверхудивительно. В «Грибном царе» – устами священнически: мистериально – преображённого коммуниста Головачёва – отмечается благополучный исход башмаковского бунто: бу-д-то! – висения – после которого он – уже не без коковской аллюзии – тоже «переменился», повенчавшись с прежней женой и крестив своего незаконного ребёнка от молодой любовницы Веты. «Да-а, сложно живут люди!» (гл. 18). В анти-номично-истинном стиле: «цветущей сложности» – если воспользоваться выражением К.Н. Леонтьева…

Ю.М. Поляков – опять же дерзновенно исповедуя своё эвристическое кредо – неслиянно и непосредственно: в двух романах – соединяет забалконное восстание, вернее, вос-ста-нов-ь-ле

ние Олега Трудовича с его биографическим и зараз покаянно: нормальным – спасением. На поверку – тождественно-логосное и орга-нич-т-н-о-е усугубление и в метафизическую (между небом и землёй), и в православно-антропологическую, и в бытовую, житейскую а-бис-сию сегодняшней – не-пред-ви-д-а

н-n-ой! – России. Н-ест(ь) – н-ест(ь) – в-енно, с элементарно-физическими и – н-е-а-суще-отрождающимися до обновлённого покаянно я: не-я – муками, весьма далёкими от оного – и помаяковски! – обречённого архетипичного «хорошо», по праву «нормальному» чреватого вытаскиванием из «пробоин» ящика с землёю гвоздей (см. там же)… «Естественно» и г-ум-ан-н-ус-н-о чреватого нашим убийственным! – сн-Я-тием со своего антиномично— и «безумно»: без-дн-у

м-н-о – истинного креста Истории.

Такова (почти) невозможная и потому наверно единственно цветущая – в натуре – перспектива: ортодоксально-креацион-ист-n-ого – преображения России и прежде всего каждого из нас – в постсоветско: советском – неклассически: классическом – творчестве Ю.М. Полякова. И в собственно жизни…

Так классическая «бессмысленная вечность»: боратынского – «Недоноска» оказалась самоотверженно и – зиждительно преодолённой в пассионарно-распятом русском: н-е-бо-с-т-ь-ии

. И «весело» – в модернистски: стра-ст-(ш) – ном! – «полёте»… И вновь-вновь – не в за-у-кон-но-обвет-шал-ую(т) при-(у) – мер-у «нормально»-«роскошного» персонажа… Е.А. Боратынского…

Владимир Бондаренко

Одинокий беглец на длинные дистанции13

Юрий Поляков, несомненно, один из самых популярных в народе писателей перестроечного периода. Впрочем, он и сам себя какое-то время осознавал «буревестником перестройки». Вышедшие в журнале «Юность» в 1985–87 годах повести «ЧП районного масштаба» и «Сто дней до приказа» сделали его знаменитым на всю страну. Самое важное, что эти повести шли не вослед времени, не столько описывали происходящее, сколько формировали его. Сегодня анализировать повести, не учитывая прямого их воздействия на миллионы всклокоченных людей эпохи ранней перестройки, поверивших в разумные перемены, просто невозможно. Говорить о ранних повестях Юрия Полякова надо примерно так же, как говорят о знаковых спектаклях раннего «Современника» или Таганки – с учётом ауры их воздействия на умы свидетелей брежневского застоя. И никакие издёвки эстетствующих критиков не вычеркнут эти повести из истории русской литературы. Впрочем, на Руси традиционна знаковость во времени тех или иных литературных произведений без особого учёта их художественности. Достаточно вспомнить «Что делать?» Николая Чернышевского или «Как закалялась сталь» Николая Островского. Литература прямого действия. Последователи и завистливые эпигоны могут сколь угодно улучшать стилистику, углублять психологию героев. Но им в этой истории литературы ничего не светит, важно первое слово правды, как бы коряво иной раз оно ни было произнесено. Важен впервые зафиксированный образ героя. И потому куда более усложнённый и оснащённый современным литературным инструментарием «Стройбат» Сергея Каледина, продолжающий вроде бы тематику «Ста дней до приказа», уже не прозвучал. Обществом услышан не был. Да и забылся вскоре. Как и сам автор.