Моя вселенная – Москва. Юрий Поляков: личность, творчество, поэтика

«Толпа», масса как живое воплощение таинственного «плюрализма» с немым изумлением встречает странное, непривычно-опасное слово «перестроечного» дня. Слово всё чаще подменяется паузой, пауза – немотой. Пустоты агонизирующих смыслов заполняются речевыми фантомами – означающими без означаемого: «новое мышление», «плюрализм», «гласность»… Да и вся завязка романа фиксирует прохождение обществом некоей стадии (само)отрицания – и стадии нуля: замирания слова в поисках смысла.

В романе «Замыслил я побег…» рассказывается, как в НПО «Старт» (потом – в «Альдебаране»), занимавшемся космическими разработками, резко срезали финансирование, «научную работу свернули, а зарплату не повышали, хотя тех денег, на которые раньше можно было жить месяц, теперь хватало на несколько дней. <…>

Докукин поначалу регулярно проводил собрания трудового коллектива…

– Надо, надо, товарищи, думать над смелыми конверсионными проектами! Не мы с вами этот рынок придумали… Но в рынке жить…

– По-рыночьи выть! – подсказал из зала Джедай.

– Вот именно. Надо прорываться!.. Например, очень перспективная идея производства биотуалетов для дачных домиков, а также фильтра для водопроводной воды… <…>

И действительно, вскоре были разработаны и изготовлены фильтр «Супер-роса», а также образец биотуалета «Ветерок-I» – изящное обтекаемое изделие из мраморного пластика. Оба приспособления хранились в директорском кабинете. И Докукин во время переговоров с предполагаемыми партнёрами и инвесторами торжественно указывал пальцем на «Ветерок-I» и говорил:

– Это – наше будущее!» [1, т. III, с. 164–165].

С точки зрения проходимца Докукина, «наше будущее» (читай: будущее страны, нации) – изящный биотуалет. Понятно, что такое будущее вовсе не прельщает «автора»24. Неслучайно в процитированном отрывке императив «Надо прорываться!» (результат то ли намеренно непонятой, то ли плохо расслышанной реплики Джедая) рассыпается на амбивалентные «жить» и «выть», причём последнее – «выть» – омоним др. – рус. «выть» («участь, доля, рок, судьба»), сохранившегося в рязанском и ярославском диалектах, выстраивает звуковую оболочку джедаевской реплики как парадигму слов «пора» (синоним слова «время»), «ночь» (цветообозначение второй половины суток) и «выть» (не зависящее от воли человека стечение жизненных обстоятельств, предопределяющее его жизненный путь): «По-

рыночьи выть» = «поры ночь и выть (рок, судьба)». Звуковая парадигма этого смыслообразования выводит на первый план идею иллюзорного времени как времени, зашедшего в тупик. Утратив духовно-нравственное содержание, оно превратилось в Кроноса, пожирающего своих же детей. Елин из «Ста дней до приказа», Семёнов из «ЧП районного масштаба», Курылёв и Лена из «Демгородка», Каракозин из «Замыслил я побег…» – судьба их одинакова: все они лишние на празднике чёрного цвета. Даже удачливый Шарманов из повести «Небо падших» (1997–1998), «урвавший свою сосиску у рассеянного и вечно пьющего дяди Вани» [1, т. II, с. 404], и тот признаётся: «Нас всех обманули. Всех!» [1, т. II, с. 463].

Башмаков после увольнения из НПО оказывается в неожиданной для него ситуации:

«Поначалу ему казалось, новая работа найдётся легко и сама собой, как это случалось прежде. Но потом вдруг выяснилось: никто нигде не нужен» (III, 170).

Нагнетание отрицательных местоимений и частиц идентифицирует иллюзорное время как пространство, в котором каждый только за самого себя. Распад советской эпистемы порождает опустошение, пустоту – и в сугубо человеческом, и в ситуативно-социальном и функциональном планах. Характерна, однако, живучесть прежних мифоидеологем уже в сознании (пост)советских граждан:

«…Он бездействовал, и бездействовал по идейным соображениям, ощущая себя жертвой какой-то чудовищной несправедливости… Несправедливость эта была настолько подлой и умонепостижимой, что такое мироустройство просто не имело права на существование и не могло продержаться сколько-нибудь долго. Оно должно было непременно рухнуть, а из его обломков сложиться светлый и справедливый мир, в котором Олег Трудович снова мгновенно обретёт годами заработанное достоинство. Только нужна обломовская неколебимость…» (III, 172).