Моя вселенная – Москва. Юрий Поляков: личность, творчество, поэтика

Герой, ощущая себя обломком былой цивилизации, сохраняет всё те же революционные упования на возможность создания – на руинах прежней жизни – другого, лучшего мира. Ясно, что в рамках такого (гипотетического) мышления отправной точкой становится не поддающееся рациональному объяснению чувство неудовлетворённости, необходимости перемен – и на этой почве строятся зыбкие очертания радужного грядущего («Кто был никем, тот станет всем»), которое должно возникнуть в результате решительного и мгновенного слома уже существующего общественного уклада. Слово не только изобличает антигуманный смысл подобных умонастроений (изображая, указывает), но и самораскрывается как поэтический феномен, не тождественный самому себе. В «Демгородке» в образе адмирала Рыка, пришедшего к власти в результате подавления «Демократической смуты», как и в облике БМП, выделяются черты временщика и временности. Сведение почётного звания героя («Избавитель Отечества») к аббревиатуре «ИО» не только не исключает иной расшифровки (Исполняющий Обязанности), но, наоборот, утверждает подтекстовое содержание как единственно верное. Если мы проследим соотношение «говорящей» фамилии адмирала Рыка («рык – рычание»), её сопутствующих значений (пожирания, поглощения, поедания, кусания), а также иноязычного слова «амнистия» – с просторечным «ам-ам»: «ходят слухи… Об ам…. Об амнистии. Ведь И.О. – великодушная личность…» (III, 10), то убедимся, что ряды усекновения, свёртывания (слов – к слогам, буквам, аббревиатурам) передают состояние бездуховности, даже биологизации неототалитарного существования. На то указывает другое возможное свёртывание почётного прозвища Рыка (в главе о приходе И.О. к власти): «

Будущий Избавитель Отечества» – БИО.

Вывернутое в свою противоположность время – это время хищников и прохвостов, регресса от цивилизованных и цивильных методов управления к псевдодемократии и даже самодержавию в самых уродливых, выморочных формах. Мысль об их укоренённости в российской почве не нова. Она относит читателя к образчикам отечественной сатиры ХIХ века. Так, «особое, нелинейное ощущение времени» [4, с. 26] в «Истории одного города» обусловлено у Салтыкова-Щедрина представлениями о параноидальной сущности любой власти как топтания (даже не злодея, а обычного властителя-временщика) на одном и том же, как бы уже внеисторическом месте. Но когда меняются лишь внешние атрибуты, даже благие намерения приводят к разрушению: «Весь мир насилья мы разрушим…» и т. д.

В «Описи градоначальников» города Глупова дана замечательная характеристика «Угрюм-Бурчеева, бывого прохвоста»25

) и его поистине титанических усилий по разрушению старого мира и построению нового: «Разрушил старый город и построил другой на новом месте»[5, с. 133].

На гиблом месте, добавим мы, имея в виду реформаторский задор БМП и подобных ему «градостроителей».

* * *

В прозе Юрия Полякова повторяющиеся языковые особенности и композиционные приёмы организации текста играют роль своего рода художественных идеологем, вбирающих в себя не только ориентиры, по которым читатель может (должен) судить о духе изображённого писателем времени, но и о его, самого писателя, иерархии нравственно-эстетических ценностей. В этом смысле сематическая актуализация письма, нагнетание в нём отрицательных частиц, использование аббревиатур (нередко в духе народной этимологии) несут в себе не только отображающую (фиксирующую), но и оценивающую функцию, определяющую в равной степени как лирическую, так и сатирическую тональность произведений.

2014 г.

Литература

1. Поляков Ю. Собр. соч.: В 4 т. М., 2001.

2. Шукшин В. Характеры. М., 1973.

3. Дёгтев В. Азбука выживания // Роман-газета. 2003. № 22.

4. Дмитриенко С. Щедрин: незнакомый мир знакомых книг. М., 1998.

5. Салтыков-Щедрин М. Собр. соч.: В 8 т. М., 2003. Т. II.

Небо падших в прозе Юрия Полякова

Я опущусь на дно морское, Я полечу за облака…

М. Лермонтов

В латинском языке для понятия «Мир» издревле имеется одно слово mundus. Однако рядом с ним существует прилагательное mundus – «чистый, красивый, нарядный, элегантный»… Это слово соединилось (контаминировало) с mundus «мир; небосвод со светилами», и тогда последнее стало восприниматься как полный аналог греческого слова, которое означает «вселенную, мир как красоту и порядок». <…> Между тем <…> уже в архаической латыни существовало слово mundus, означавшее «ритуальную яму, вход в подземный мир».

Ю. Степанов