Моя вселенная – Москва. Юрий Поляков: личность, творчество, поэтика

По типу словообразования весьма сходны дериваты в следующих фрагментах одного и того же текста: «По этой причине аванс был и оставался единственной разновидностью финансового общения книгопёков с авторами»; «– Однажды, на износе Советской власти, как сказал бы наш великий гулагописец, я полетел на кинофестиваль в Ташкент»; «А кроем пиджака, похожего на френч, и манерами второй зам явно старался походить н а Солженицына. Это сходство с великим гулаговедом было продумано до мелочей и тщательно соблюдалось» (ГТ). Слово «книгопёк» может быть результатом сложения основ. Два других слова, скорее всего, появились вследствие субституции: «гулагописец» – по аналогии со словами «летописец», «баснописец», «борзописец»; «гулаговед» ассоциируется с множеством слов, в том числе и с «лениноведом» (советские конъюнктурщики делали карьеру на ленинизме, а Солженицын сделал себе имя на антикоммунизме).

С «лениноведами» связаны «лениноеды». Это слово создано по устойчивой, хотя и не кодифицированой (разговорной), каламбурной

модели. Ещё в советские времена были распространены каламбуры типа «искусствоед», «литературоед» и т. п. (впрочем, был и противоположный пример: «людовед» «Евгений Сазонов»). То есть это одновременно и каламбур (видоизменение известного слова), и субституция – замена первой части, если воспринимать это слово по отношению к ряду других каламбуров. С другой стороны, слово «лениноеды» может быть результатом сложения основ, так как имеет в тексте совершенно определённую мотивировку: «В галерее наивного искусства “Дар” съели Ленина. Точнее, съели торт, изображающий в натуральную величину тело вождя мирового пролетариата» (П). Это ещё один пример отмеченной нами особенности идиостиля Ю. Полякова – сочетания разных мотивировок слова и разных способов его образования.

А вот следующее слово (кстати, из того же текста), при внешнем сходстве с «лениноедом», по-видимому, образовано путём сложения:

«– Ничего я не хочу. Это вы от меня всё время чего-то хотите! Вы мозгоед!

– Вот видите, даже новое слово придумали. Это хорошо. Вас надо просто почаще сердить – тогда с вами можно работать» (ГТ).

Но и слово «мозгоед» не столь однозначно. Это не единственный у Ю. Полякова образ такого рода – ср.: «Телевидение – это Молох, питающийся человеческими мозгами» (КМ). Этим ставится под сомнение похвала Жарынина в адрес Кокотова: слово «мозгоед» не такое уж новое. Кроме того, оно напоминает сложные старославянизмы – у Ю. Полякова таких лексем много – и, кстати, в том же романе, о чём речь пойдёт ниже.

Виртуальные слова

Термин «виртуальные слова» в этой работе употребляется в двух значениях. Мы выделяем два типа таких лексем – конструктивные

(пропущенные стадии чересступенчатого словообразования) и денотативные.

Они возникают сугубо лингвистическим путём, у них нет особых объектов реальности, для которых требуются специфические названия. Ю. Поляков создаёт окказионализмы, которые не могли прямым путём быть созданы от узуальных слов русского языка. Они могут быть производными только от других окказионализмов, которых нет в поляковских текстах. Эти окказионализмы лишь подразумеваются, то есть они существуют не реально – в русском языке, а виртуально – в идиостиле автора.

Например: «(…) так стихоносно (…) И строчки даже не сочиняются, а всплывают из сердца, как жуки-плавунцы из придонной травки» (КМ). Категория состояния «стихоносно» отсутствует в лексике русского языка. Она должна была образоваться суффиксальным способом от прилагательного «стихоносный», которого также нет в словарях, но нет и в произведениях Ю. Полякова.

От них следует отличать слова, образованные от поляковских неологизмов, которые эксплицированы в другом или том же тексте: «Что, по сути, означает восклицание “апофегей!”? Собственно, небывалая концентрация в обществе “апофегистов”

(ещё их называют “пофигистами”) и привела к краху советской цивилизации» (Как я писал «Апофегей»).

Природа виртуальных слов второго типа – денотативных (которые интересуют нас здесь гораздо больше) – прямо противоположна. Они обычно происходят от узуальных слов, но связаны с какими-то особыми предметами или явлениями, которые придуманы автором, – например: «Споры (…) разделили всех изолянтов на две большие враждующие партии – “оставанцев” и “покиданцев”» (ДГ); «(…) около полусотни “ультрапокиданцев”, опасливо маршируя, вышли за ворота Демгородка» (ДГ). Таких слов особенно много в повести-антиутопии «Демгородок» (1993), где конструируется возможное будущее России после события, которого не было, – победоносного переворота и свержения «демокрадов» (по-видимому, слово автора).