Молчи или умри

Когда третьего дня он вышел из поезда, в той же самой «Волге» его дожидались бай Наско и директор комбината. Его отвезли в новую гостиницу. Как знатному гостю вручили ключи от номера, состоящего из двух спален с гостиной, с двумя ванными комнатами, с телевизором и холодильником, забитым напитками. Ему пояснили, что в гостинице предусмотрено несколько таких люксовых номеров, забронированных для особо знатных постояльцев. Разумеется, счет оплачивал Текстильный комбинат, который Коеву предстояло прославить. Надо сказать, что этого комбинат вполне заслужил, будучи передовым предприятием. То же можно было сказать и о Марине Коеве, главном редакторе серьезного софийского печатного органа, публицисте с известным именем, чьи статьи, эссе и очерки почитали за честь печатать не только газеты, но и любые литературные издания. Все выходившее из-под его пера ставилось на одну доску со стихами видных поэтов. Постоянно бывая в разъездах, Коев легко писал на всякие темы, но в последнее время его властно потянуло к родному городу, к старым знакомым… А о чем же писать, как не о комбинате, в прошлом ткацкой фабрике?.. Марин хотел было взять с собой Аню — она могла бы помочь ему в работе, — да вовремя передумал: мысль о возвращении в родной город, пробуждавшая столько треволнений, подсказала ему, что ее присутствие свяжет его, не даст с головой окунуться в жизнь рабочих, которую он готовился отобразить правдиво и страстно. Ничего, он возьмет ее в другой раз, когда перед ним не будет стоять столь серьезная задача…

Уже в первый вечер в гостиницу прибыло почти все комбинатское начальство. Представляя людей, Милен никого не обделил добрым словом. Коев сразу же про себя отметил, что директор своих работников знает и относится к ним не как к подчиненным, а как к друзьям-соратникам. На ужине присутствовал также один из секретарей городского комитета, смуглый, веселый парень, не сводивший со знаменитого журналиста восторженных глаз. В честь гостя провозгласили много здравиц, высказали много славословий, выпили много вина домашнего изготовления. Но вперемешку с похвалами, сыпавшимися как весенний дождь, то и дело упоминалось имя Старого. Еще в самом начале торжества Милен напомнил, что хоть Марина Коева знает вся страна, не следует забывать какого он роду-племени, что он родился в этом городе и воспитал его отец Иван Коев. Заместитель директора не упустил случая вставить, что для него лично Старый неизменно остается образцом настоящего коммуниста, как видно, запамятовав, что этот самый «образец» был в свое время исключен из партии. Секретарь горкома не преминул добавить, что имя Ивана Коева нынче не сходит с языка простых людей, также позабыв о случившемся. Марин внимал выступавшим с чувством горечи — все эти годы, пока он набирался профессионального умения и силы, обретал популярность среди тысяч читателей, в родном гнезде мучился наедине со своими проблемами и сомнениями Старый, к которому уважительно относились земляки, оставивший по себе добрую память у всех знавших его лично и только понаслышке. «Как могло случиться, — терзался он, — что меня не было рядом? Что занимало мой мозг, оторвав от корней? Ведь не кто иной как Старый меня воспитал. У него я учился самому главному, он помог мне твердо стать на ноги и отправиться по земле в прямом и переносном смысле, направил на путь истинный». «В любом деле важно начало, — поучал Старый, — главное не упустить начало, заруби себе это на носу. Оно точно пуля, застрявшая в стволе ружья, из которого целишься. Стоит чуть-чуть дрогнуть, всего на какой-нибудь миллиметр, а от мишени отдалишься на сантиметры, а то и метры. Человек весь свой век должен обдумывать каждый шаг, сверять часы с такими же как он, ибо живет он среди людей, на людей уповает…» Марин Коев вдруг увидел себя в те далекие дни, когда остался один в старом доме, зажил отдельно от родителей, учительствовавших в соседней деревне. Томимый одиночеством, панически боясь темноты, он, десятилетний мальчишка, денно и нощно твердил в уме отцовские премудрости, убеждаясь в их справедливости, привыкая не отступать перед трудностями, преодолевать все на своем пути: и малодушие, и неуверенность в себе, и мелкие оплошности, и крупные просчеты… На протяжении всей жизни он привык неизменно равняться на Старого…

Оживленные голоса за столом отвлекали его от дум о прошлом, он отвечал на вопросы, произносил тосты и в конце, умаянный дорогой и захмелевший от вина и теплой встречи, пошел к себе. Вспомнив про Аню, набрал софийский номер. Она еще не спала, обрадовалась его звонку, расспросила о поездке и, убедившись, что все в порядке, сказала, что забыла положить ему в чемодан что-то, что он получит по возвращении… Марин уснул с ощущением, что день, проведенный в товарищеском кругу, среди благожелательных людей, исполненных к нему любви, уважения и надежды, прожит недаром. Может быть, в этом и заключается наиважнейшая суть — ощущать, что ты необходим ближнему, что тебя любят…