Молчи или умри

Утром его разбудил неясный шум. В дверь кто-то стучался. Марин прислушался. Так и есть, стучатся. Он натянул брюки и, еще окончательно не проснувшись, отпер дверь. На пороге стояла сестра.

— Так все царство небесное проспишь, братишка! — засмеялась она.

— Который час? — спросил Коев.

— Девятый. Привыкли у себя в Софии спать без просыпу, а у нас иначе заведено. Люди давно уже трудятся.

— Проходи же, проходи! — засуетился Коев.

Пока он брился, сестра успела выложить последние новости насчет родственников. Упрекнула, что он остановился в гостинице, тогда как собственный дом пустует.

— Выбери себе какую угодно комнату и живи по-людски… Далась тебе эта гостиница!

Коев в ответ лишь посмеивался.

— А что прикажешь делать там в одиночестве? Сама к дочке съехала, кругом ни души.

— Зато полно воспоминаний. К тому же шкафы сплошь забиты книгами. Документы разные. Авось, пригодятся.

— Пригодятся? — плеснул себе водой в лицо Коев. — Что теперь ворошить прошлое, Старого все равно не вернешь.

Он сел и, улыбаясь, смотрел на сестру. Месяцев пять-шесть назад, когда они виделись в последний раз, она показалась ему издерганной, измученной. Теперь вид у нее был спокойный, на губах играла улыбка.

— Давай спустимся вниз. Выпьем по чашечке кофе, поговорим, — предложил Коев.

Кафе было набито битком, но официант узнал столичного журналиста, так что за столиком дело не стало.

— Ты везде чувствуешь себя, как дома, братишка, — заметила сестра. — У меня бы духу не хватило вот так, запросто усесться.

— Ну и напрасно, что тут такого? Мы же для себя строим эти кафе.

— Строить-то строим, да от молодежи нигде прохода нету.

— Мне молодежь никогда не мешала.

— Молод ты, не старишься. Не то что я с внуками…

— Да уж куда как молод…

— Не знаю, как ты, — вымолвила сестра, — а я с тех пор, как мы мать с отцом похоронили, в старуху превратилась.

— Да ты прекрасно выглядишь!

— Дело не в том, как я выгляжу. Мне все кажется, будто вместе с ними ушло и все остальное.

— Все не все, но…

— Пока они были живы, — продолжала сестра, — я чувствовала себя уверенно, ничего не страшилась. Знала, случись что, поплачусь матери или отцу — и тяжесть как рукой снимет. А теперь… Младшая вон решила разводиться. Развод нынче — раз плюнуть, проще пареной репы. Семь потов с меня сошло, пока ее угомонила.

— Мне ведь тоже не сладко, одно спасение — работа. С головой в нее ухожу. День-деньской ношусь как угорелый, времени не остается на раздумья…

— И Аня, наверное, занята, — полувопросительно улыбнулась сестра.

— И Аня, — кивнул Марин.

— Счастливый ты человек, — она погладила его руку. — Выбился в люди, всюду уважение, почетным гражданином города вот стал…

— Да разве только в этом счастье?

— Нет, конечно, но все же… Везде тебе рады, встречают с распростертыми объятиями…

— Ну, насчет объятий…

— Отец все любил повторять: Марина нашего, мол, тут уважают, лестно отзываются обо всем, что пишет… А как принялись травить за то заявление, как раз вышла твоя статья о морали коммуниста. Прочитал ее отец и говорит: бумага все стерпит, а влез бы, сердешный, в мою шкуру…

— Он… тогда… наверно, тяжко все перенес? — запинаясь от волнения, спросил Коев, в который раз укоряя себя за безучастность к судьбе отца.

— Тяжко, — ответила сестра. — На людях крепился, а в душе ад кромешный был… Его-то он и унес в могилу… А вслед за ним и мама сошла…

Они замолчали. Коев допил кофе, стараясь сглотнуть застрявший в горле ком.

— А ты что думаешь об этой истории? — решился спросить он.

— Тут и думать-то особо нечего. Оболгали его, вот и весь сказ, — не задумываясь сказала сестра.

Коев поделился своими сомнениями.

— Знаешь, в этой истории много для меня непонятного. Милен считает, что за всем этим стоит матерый негодяй.

— Что толку задним числом копаться?

— Толк будет, лишь бы удалось выяснить что к чему.

— Прошлое не воскресить.

— Только бы найти за что ухватиться, — раздумывал вслух Марин. — Вот ты упомянула о документах, я и подумал, а вдруг после отца остались какие-то записи, он ведь частенько делал пометки.

— Кто знает.

— Он все что-то записывал. Свои папки держал под тюфяком. Вырезки из газет собирал, календари…

— Но кое-что должно быть у тебя. Ведь я же переслала тебе в прошлом году.

— Увы, ничего нового я не обнаружил. Ты все-таки поищи. Повнимательней все просмотри. Может, попадется что написанное его рукой, записки какие-нибудь. Надо думать, и дневник он вел…

— Право же не знаю, братишка. Я посмотрю еще в шкафу. Может, найдется что-нибудь в папках…