— Похоже,— сказал Максвелл.— Мы проиграли...
— Напишите письмо, господин Максвелл.
— Какое?
— Обо всем этом. Я прорвусь... передам нашим в джунгли...
— Письмо с одной моей подписью против всех ничего не значит. Да и не пробиться тебе...
Они так привыкли к часовым, стоявшим у двери холла — бессловесным, похожим скорее на мумии, чем на живых людей,— что разговаривали совсем неподалеку от одного из них, не опасаясь, не заботясь, слышит он их или нет.
И вдруг часовой приблизился к ним, это был тот самый человек который беседовал с раненым пилотом в бамбуковой хижине в джунглях. Не глядя на Игоря и Максвелла, сохраняя прежнее невозмутимое выражение лица, он сказал что-то на своем языке.
— Он слышал!— сказал Максвелл.— Теперь все равно...
— Просит не подавать вида,— тихо перевел Игорь слова часового.
С сильным акцентом заговорил сам часовой:
— Без пятнадцат девят Фарадж уходит крейсер. Его сменит этот.— Он показал глазами наверх, где в своей комнате продолжал беседы с журналистами Калишер.— Если задержат его здесь несколько минут, я провел мистер Кларк радиостанция. Ровно девят сеанс. Он сказат правда по радио. Весь мир... Там двор, наш «джип» — фюить...
— Боюсь, уже не скажет,— покачал головой Максвелл.
— Сделайте,— настаивал часовой.
— Его жена при смерти,— объяснил Максвелл.— Ничего не поделаешь.
— Его жена умерла.— Часовой достал из кармана обрывок газеты с портретом Инги в траурной рамке, протянул Максвеллу.
— «Жена известного радиокомментатора Фрэдди Кларка — Инга Кларк— умерла вчера в клинике Фуллера»,— прочел Максвелл.— Откуда это у вас?
— Калишер,— ответил часовой.— Мусорное ведро...
Максвелл посмотрел на часы без циферблата, вмонтированные в стену. Они показывали 8.30. Секунды выпрыгивали одна за другой.
— Значит, Фарадж уйдет через десять минут...— быстро подсчитывал Максвелл.—Хольц еще у Калишера. Остались я, Кетлен и Mopp... чуть больше десяти минут... Я поговорю с Кларком. Но как задержать здесь Калишера?
— Пять минут... четыре минут... перейти улица... войти на радио — все...—прошептал часовой.
— Я попробую,—сказал Игорь.— Там только двое часовых. Что-нибудь придумаю... войду, затею скандал... не знаю...
— Убьют,— сказал Максвелл.
— Всех могут убить,— ответил Игорь.— Другого способа нет...
Максвелл невольно взглянул на него... Парень повзрослел за эти 24 часа.
За стенкой бара, уставленного бутылками, стоила Катлен, не замеченная ими. Ей было хорошо видно лицо Игоря и хорошо слышен весь разговор между ним, Максвеллом и часовым. Она тоже подумала: «Маугли» очень изменился за сутки, что они его знают...
— Ваше решение, мистер Максвелл?—спросил Калишер своего очередного собеседника.
— Какого решения вы ждете?— вопросом на вопрос ответил Максвелл.
— Вы стержневой человек,— сказал Калишер.— Честно говоря, вы единственный, кого я не могу раскусить в этой компании. Откуда у вас этот стержень? Вы ненароком не коммунист?
Максвелл расхохотался:
— Бросьте, Калишер! Хоть здесь-то отдохните! — и добавил серьезно:— Нет, я не коммунист. Я просто провоевал всю вторую мировую. Солдатом. Только в конце стал репортером. И вьетнамскую провоевал, правда, корреспондентом. И еще у меня во Вьетнаме погиб сын. Его звали Мэтью. Ему было девятнадцать дет. Вы не считаете, что этого достаточно?..
— Насчет сына я не звал... Прискорбно... Вы сильный, умный, человек. Но если вы не подпишете, вы останетесь а одиночестве, а это бессмыслица.
— Вы еще не беседовали с Морром и Габю.
— Почему-то не волнуюсь за них,— улыбнулся Калишер и показал Максвеллу бумагу:— вот подпись Кларка. В девять он выступит по радио. В девять тридцать все улетят... Кроме вас, если вы не подпишете...
— А еще через сутки-двое может начаться война, при которой не будет иметь значения, улетят все в 9.30 или не улетят...
— Авось, не начнется,—сказал Калишер.— Прошу вас.— И он подвинул Максвеллу лист бумаги.
— Положение безвыходное, — сказал Максвелл и размашисто подписал текст.
— Подпись, конечно, не ваша?—сказал Калишер с улыбкой.— Но это не имеет значении. Рука ваша. Графолог докажет.
— Ну хорошо,— сказал Максвелл,— а если, вернувшись в Нью-Йорк, я все расскажу?
— Это будет самоубийство. Разве вас били? Морили голодом? Вас убедили. Убеждения не следует менять так уж быстро. Вы окажетесь белой вороной, Максвелл. Вас заклюют свои же... Будьте мудрым... Позовите, пожалуйста, мадемуазель Габю.
Максвелл спустился в холл, сказал, что Калишер ждет Катлен, и, не останавливаясь, пошел в номер к Кларку.
Катлен посмотрела на часы:
— Я вижу, вам не терпится, Эдвард, валяйте вы.
— Почему?— спросил тот подозрительно.
— Мне еще нужно привести себя в порядок.
— В боевую готовность?— усмехнулся Mopp и пошел наверх.
У себя в номере Кларк быстро складывал вещи в чемодан. Вошел Максвелл. Увидев его, Кларк, не ожидая вопросов, сказал сам:
— С Ингой очень плохо, Гарри. Фуллер требует моего присутствия. Калишер обещал самолет в девять тридцать. Всем нам.
— Я знаю, ты согласился выступать по радио в обмен на?..