Монолог о школе, сексуальном самовоспитании и футболе

Выйдя из воды, он, не вытираясь, ложился рядом на плед и, опершись на локоть, смотрел на меня. Мы лежали близко-близко и молчали. От осознания нашей обнаженной близости воздух замирал и становился таким густым и дрожащим. В этот момент как будто все вокруг исчезало, просто переставало существовать. Даже пение птиц затихало, только монотонный стрекот кузнечиков невозможно было остановить. Я переворачивалась на живот, отворачивалась от него, закрывала глаза, чтобы как-то отвлечься и прийти в себя. Мишка щекотал мне шею травинкой, а иногда целовал – в плечо или в шею, и я вся покрывалась предательскими мурашками.

Такая близость странная

Как-то в конце августа, когда погода уже больше напоминала осеннюю, мы с Мишкой решили прогуляться в сторону парка и попрощаться с летом. Мы шли медленно, крепко держась за руки и мечтали о нашем совместном будущем.

– Алька, ты бы хотела быть моей женой? Представь, я буду известный футболист, буду зарабатывать хорошие деньги. Буду все тебе покупать. Ты можешь даже не работать.

Тема денег вызывала неприятные ощущения. Соблазнять меня деньгами было неправильно. Но это был Мишка, и ради него я не рассердилась, а задумалась.

– Наверное я не смогу без театра.

– Ну это понятно. Будешь работать. Только надо же, чтобы с детьми кто-то сидел. Хотя бабушек, конечно, можно будет попросить. И ты же не всегда будешь в театре?

– А ты всегда, что ли, на футболе будешь?

– Ну нет. Но часто – там игры, сборы. Но ты же будешь меня ждать?

– Я подумаю… – хитро улыбнулась я, отомстив за попытку купить меня за деньги.

Мы были уже достаточно далеко от дома, когда вдруг ветер усилился, набежали тучи, резко потемнело и пошел дождь. Такого поворота никто не ждал – зонтов у нас с собой не было. Оставалось только спрятаться под деревьями и переждать. Под высоким старым кленом, приютившим нас, пока было сухо. Мишка снял с себя легкую ветровку и, как первый раз в тамбуре, спас меня от стихии. Прижатая к стволу дерева, накрытая Мишкиной курткой, я чувствовала себя вполне комфортно. Сам Мишка поместился в укрытие только наполовину. Дождь усиливался, лило уже как из ведра. Надо было решать, что делать дальше. Если ливень зарядил надолго, придется возвращаться, не дожидаясь, пока он прекратится. Даже быстрым шагом отсюда до дому минут двадцать. А футболка на спине у Мишки уже сейчас промокла насквозь.

Но он как будто не замечал стихии.

– Алька, ну? Так ты замуж хотела бы за меня выйти? – голос его дрожал, зубы стучали, и непонятно было – серьезно он спрашивает или просто хочет забыть о дожде.

– Ты совсем замерз – пошли домой!

Он прижался ко мне еще сильнее и выдохнул, заикаясь, прямо в ухо:

– Ну ч-ч-что ты молчишь? Тебе же хорошо со мной? П-п-правда?

– Да… Мишка… Да… Да… Да…

Он молча обнял меня.

Так же неожиданно, как наступило, ненастье вдруг прекратилось: небо на глазах стало светлеть, ветер понемногу стих, ливень перешел в дождь, потом в дождик и наконец совсем закончился. К тому времени мы уже спешили к дому. Мишка был весь мокрый и дрожал не переставая. Мой дом был ближе его, и мы свернули ко мне. Теперь была моя очередь его спасать. Дома удивились, увидев нас такими мокрыми. Мама надеялась, что мы пересидели дождь где-нибудь под крышей.

Мы прошли в мою комнату, и я заставила его раздеться. Пока он раздевался, я принесла длинный махровый мамин халат, голубой с синими птицами, и теплые белые шерстяные папины носки. Мишкины мокрые вещи мы повесили на печку – как раз сегодня папа решил просушить дом от влаги и целый день ее топил. Завернутый в халат, Мишка плюхнулся в глубокое кресло. Мама принесла ему горячего чаю с медом и ушла, оставив нас вдвоем. Мишка был такой всклокоченный и домашний в этом нелепом халате. Я села перед ним на ковер и на миг замерла, пытаясь навсегда запомнить это мгновение. Было в нем что-то такое интимное и взрослое. Вот Мишка сидит в кресле, греет о чашку руки и серьезно смотрит на меня сверху вниз. Я беру по очереди его ноги, сушу полотенцем и натягиваю папины носки. Мы не смеемся, не шалим, не шутим. Просто молчим, потому что хорошо. И я чувствую такую нежность к нему, что, спроси он еще раз, выйду ли я за него замуж, – я бы согласилась сразу, прямо в тот же вечер, и никуда бы его больше не отпустила.

А осенью мы снова расстались.

Осень не виновата

Как я уже говорила, Мишка ревновал к театру. И если поначалу смирялся с существованием у меня другой жизни без него, то чем дальше, тем больше хотел, чтобы я принадлежала ему вся, целиком и полностью. Ему все сложнее было допускать, что помимо него у меня есть еще что-то, что приносит мне удовольствие.

Той осенью в кружок пришел новый режиссер, и нам объявили, что в этом году мы ставим два новых спектакля. Репетиции пока будут дважды в неделю, еще один день – занятия по сценическому движению и речи, и по каким-то выходным – спектакли.