Монолог о школе, сексуальном самовоспитании и футболе

В начале декабря, уже когда Димдимыч ушел и мы оказались бесхозные, в нашем классе все равно решили провести родительское собрание. Все-таки последний год – нужно было как-то доучиваться. Проводила собрание математичка Анна Владимировна. Говорили про Новый год, подарки, каникулы, про грядущие выпускные экзамены и последний звонок. Собрание уже подходило к концу и родители зашевелились, готовясь расходиться, но тут Анна Владимировна вдруг постучала своей деревянной указкой по учительскому столу, дождалась, когда на нее снова обратят внимание, и неожиданно для всех, а может, и для себя вдруг произнесла:

– И, дорогие родители, чуть не забыла! Успокойте, пожалуйста, своего быка-производителя! Никто учиться спокойно не может – вся школа ходит ходуном от страстей! Объясните ему, что школа для учебы и здесь должна быть дисциплина. А для остального есть свободное время.

Математичка была всегда остра на язык и за словом в карман не лезла. Но в этот раз она, кажется, превзошла саму себя. Она не обращалась ни к кому конкретно, но выступила довольно громко, чтобы услышали все. Дверь в коридор в этот момент случайно или специально оказалась открыта, и фразу услышали не только родители, но и ожидавшие за дверью одноклассники. Сразу скажу, что меня там не было – обо всем этом я знаю из рассказов очевидцев, в первую очередь от мамы. О ком шла речь, догадались все или почти все. Хотя до этого многие, по крайней мере школьники, не задумывались о том, кто такой бык-производитель. Оказывается, о похождениях Мишки было известно не только узкому кругу школьников. Где-то засмеялись, где-то зашептались. Мишкина мама, которая в коем-то веке приехала на собрание, на это обращение про сына прореагировала очень сдержанно, если вообще прореагировала. Видимо, ее постоянно приветливо-непроницаемое лицо хорошо умело скрывать эмоции. Интересно, что бы я почувствовала, будь Мишка моим сыном. Мне даже стало жалко ее.

Понятия не имею, что сказали Мишке дома – ругали или и словом не упомянули. Конечно, он узнал про этот эпизод на собрании – об этом говорили все. Но в его поведении ничего не изменилось. Анну Владимировну он и раньше не любил. И сейчас делал вид, что ее замечание – это комплимент его способностям.

А я была ей благодарна – она хотя бы попыталась привести класс в порядок и остановить все это. Я почувствовала, что она на моей стороне.

Может, стоит повзрослеть?

Неожиданный конец нашей войне положил Константин Петрович. Все-таки недаром он был назначен директором. Получилось это так.

Шел урок истории. В этот раз без свечей и музыки, но тема была интересная, и я вызвалась к доске. Мишки в классе не было – снова спасал кого-то из учителей. Я воспользовалась его отсутствием, надеясь, что мне никто не помешает спокойно получить заслуженную пятерку. Но едва я начала отвечать, в класс вошел Мишка. Я продолжала, не отвлекаясь. Он кивнул Константину Петровичу, прошел мимо доски, у которой я стояла, и сел за вторую парту в среднем ряду, оказавшись, таким образом, прямо напротив.

Усевшись, он сделал вид, что только что меня заметил и понял, что происходит. Он уставился на меня, свел брови, сделал очень серьезное лицо и даже подпер рукой подбородок, чтобы придать себе позу максимальной заинтересованности. Класс заерзал, предвкушая. Я заволновалась, но старалась ничем этого не выдать. Нас как раз учили в театре, как отгораживаться от зрителя четвертой стеной. Я попыталась представить, что нахожусь на сцене, и отгородилась от класса. Все получилось. Взяв себя в руки, я удачно закончила выступление у доски, улыбнулась Константину Петровичу и гордо сказала: «Все!», чувствуя себя победителем.

Но Мишка и не думал проигрывать.

– Браво! – выкрикнул он с места, захлопал и, повернувшись в пол-оборота к классу, призвал всех присоединиться к нему.

Класс поддержал его, но в этот раз робко: повеселиться они были не прочь, но все-таки в классе директор. Мне захотелось выйти, сильно хлопнув дверью. Но я снова справилась с собой – актриса я или кто? И вместо того, чтобы убежать, я важно поклонилась классу в ответ на их аплодисменты и прошла на свое место.

Константин Петрович сохранял непроницаемый вид. Мы привыкли к тому, что учителя сразу выходят из себя, кричат, стучат, выгоняют из класса – принимают экстренные меры. А Константин Петрович был спокоен. Дописав что-то в журнале, он встал, уперся руками в свой стол и, слегка подавшись вперед, обратился к Мишке:

– Михаил, ты мог бы объяснить мне, по какому поводу аплодисменты?

Говорил он тоже очень спокойно и медленно. Медленнее, чем обычно, когда вел урок.

Мишка тоже встал.

– Нам понравилось, как Аля отвечала! – наигранно доброжелательно проговорил Мишка.

Он стоял прямо и казался почти на голову выше директора. Он и был выше. И, наверное, гордился этим.