Монолог о школе, сексуальном самовоспитании и футболе

Мы шли и болтали. Обычный разговор двух одноклассников, дороги которых совпали на время и скоро снова разойдутся. Светили фонари, и на улицах почти никого не было, как в первую нашу с ним прогулку.

– А ты как? Как дела?

Ему правда интересно или просто из вежливости? С другой стороны, без разницы.

– Да все как обычно. Спектакль выпускаем. Хочешь, на премьеру приходи…

Господи, зачем я ему про премьеру!

– Может, приду. Скажи когда.

Да ладно?! Спокойнее, Аля, спокойнее!

– Пока не ясно. Но могу сказать потом…

В конце улицы у моего дома в свете фонаря показалась мама с Тимуркой – видимо, вышли погулять и меня подкараулить.

– Тебя мама встречает.

Я молча улыбнулась. Мама постояла на перекрестке и не пошла навстречу, как обычно, а повернула обратно к дому. Неужели не ожидала увидеть меня в паре и не поняла, что это я?

– Мама не узнала, что ли?

– Наверно.

Мы поравнялись с домом. Странно, но мамы нигде не было видно.

– Ну ладно, пока. – На самом деле я хотела так много сказать ему, но как будто не имела больше права начинать сначала. Лимит был исчерпан.

– Да, пока.

Мы стояли молча, и никто не решался уходить.

– Ладно, я пошла…

– Да, конечно. Тебе пора. Рад был поговорить.

Мы развернулись почти одновременно и пошли в разные стороны.

«Тебе пора», как будто ему не пора. Интересно, что это значит? Рад был поговорить? Правда? Или снова из вежливости? Да и о чем мы говорили? Я ничего не помнила – все было как во сне. Хорошо хоть дрожать перестала. Неужели на спектакль правда придет? Я же умру! Зачем позвала?! Сумасшедшая. Он все – уже чужой. У каждого своя жизнь. Встретились – поговорили, как обычные люди. Только грустно почему-то. И снова трясет. Наверно, еще мало времени прошло. Надо перетерпеть. И мы сможем просто так общаться, как будто и не было ничего.

Размышляя так, я добрела до дома. Открыла дверь – мама там.

– Мам, ты чего убежала? Не узнала меня? Это я шла! Знаешь с кем? С Мишкой! Представляешь – встретились на дне рождения. Я и не знала, что он придет, – тараторила я, стараясь казаться как можно более равнодушной, чтобы скрыть за этим праздничным возбуждением истинное возбуждение от встречи с ним. Мы никогда не говорили о чувствах. Не могла же я тут дать понять, что он опять волнует меня. Странно, но мама молчала и совсем не реагировала на меня, чем-то демонстративно занимаясь на кухне.

– Мам, ты чего какая-то… Что-то случилось?

Молчание. И знакомый с детства холодок пробежал по спине. Молчанием обычно она наказывала меня за какой-то проступок. И я всегда должна была догадываться, в чем именно я виновата, и попросить за это прощения. Меня это ужасно бесило, так бесило, что хотелось орать – до визга. Но всегда приходилось подстраиваться – другого выхода из этой ситуации я не знала. Я задумалась, пытаясь догадаться, в чем дело. Мама была в курсе, куда и зачем я иду. Она меня отпустила. Я вернулась не поздно, к тому же она сама сказала приходить, когда я захочу. Если я еще утром сделала что-то не так, то она бы замолчала раньше… Дело в Мишке?

– Мам, ты что, расстроилась, что я с Мишкой была?

Она молча вышла из кухни и закрылась в ванной.

– Мам, что происходит, а? – обращалась я к закрытой двери. – Это же Мишка, ты же с ним тоже общалась… Мы просто болтали…

Дверь внезапно открылась. На пороге стояла мама с лицом, напоминающим маску. Никаких эмоций – просто каменное лицо.

– Вы больше не должны общаться. Тебе ясно?!

Вот это поворот. Я ничего не понимала.

– Нет, не ясно. Почему?

– Потому что! Ясно?

– Нет. Что-то случилось? Он мой одноклассник и…

– В школе общайся с кем хочешь, но чтобы я тебя больше с ним не видела! Ты услышала меня?! – она стала заводиться, глаза засверкали, и маску камня сменила маска гнева из античного театра.

Я промямлила себе под нос что-то вроде «не обещаю». Она пролетела мимо меня в свою комнату и громко хлопнула дверью.

Я осталась одна. Посмотрела на часы. Половина девятого. Спать вроде было рано, но хотелось забиться в кровать и притвориться спящей. Папа, видимо, еще не вернулся из города. Сестры тоже не было слышно. В голове вдруг пронеслось:

Две равно уважаемых семьи

В Вероне, где встречают нас событья,

Ведут междоусобные бои

И не хотят унять кровопролитья.

Друг друга любят дети главарей,

Но им судьба подстраивает козни,

И гибель их у гробовых дверей

Кладет конец непримиримой розни…

Самое время для трагедии. Приятно, что хоть Шекспир со мной – тоже поддержка. Но все-таки было ничего не ясно. Я как будто сделала что-то не так, и мне надо было извиниться. Но просить прощения за то, что я общалась с Мишкой, бывшим моим Мишкой, которому еще не так давно мама помогала чистить зубы? Что за бред! Обещать, что я не буду с ним общаться, когда только что на дне рождения я почувствовала, что соскучилась по нему и что, возможно, теперь мы сможем хотя бы просто говорить нормально? Как получилось, что все снова против меня?! Только Шекспир по-прежнему за. Правда, у него ничем хорошим эта история не закончилась.

Почему самые близкие делают так больно?