Монолог о школе, сексуальном самовоспитании и футболе

Саня, не перебивая, слушал, пускал дымовые колечки и продолжал хитро щуриться, глядя то на меня, то на Ромку, думая о чем-то своем. Или о чем-то нашем. Я была почти уверена, что он достраивал в голове недостающую, но гораздо более интересную картинку, чем та, что предлагал ему Ромка.

Ромка докурил.

– Ты Татьяну-то видел? Она на дискотеке?

– Да вроде там. С ребятами видел – танцевала. Правда, потом не следил. Может, и уходила куда.

– Ты с Санькой пойдешь? – Ромка повернулся ко мне.

Мне не приходило такое в голову. Я подумала: может, так будет правильнее, чтобы не вызывать подозрений. Но идти никуда не хотелось. Тем более скоро моя электричка, на которой я постоянно возвращалась из театра.

– Нет, я домой.

– Ну и я тоже тогда, – бодро присоединился Санька. – Надоело. Скучно там. Я же с тобой вообще хотел.

– Не, Сань, погоди! У тебя одежда там, в классе. Тебе все равно надо вернуться. Слышь? Ты пойди найди Татьяну. Прямо так и скажи, что мы сидели, а потом ушли через окно. Что врать-то? – и Ромка посмотрел на меня, как будто ища поддержки.

– Ну да. Все равно узнает правду. И окна-то закрыть надо на защелку, – поддержала я невпопад.

– Да, иди. И все расскажи. Хорошо? Все, всем пока, – и Ромка пошел домой.

Саня удивленно посмотрел на нас, как будто только сейчас все рассказанное и увиденное соединилось у него в голове и он ясно понял, что произошло. Потом повернулся и потопал в школу.

Так и закончилась наша праздничная дискотека. На следующий день выяснилось, что Татьяна Пална, убегая за всеми, действительно нечаянно захлопнула дверь. Она обнаружила это, когда, не найдя ключа, вернулась за нами через пятнадцать минут, как и обещала. И, ничего нам не сказав, убежала искать дубликат. Оказалось, он дома у кого-то из учителей. Пока ждали, когда ключ привезут, мы и сбежали. А первый ключ, как потом выяснилось, был у нас внутри. У классной, в кармане куртки.

Перемены продолжаются, сомнения тоже

Я продолжала меняться.

Изменив своей многолетней привычке сидеть на второй парте, как прилежная ученица, я перекочевала с ребятами на последние ряды.

Еще я научилась прогуливать, не испытывая угрызения совести. И не переживать из-за троек, как было раньше. Оказалось, просто нет смысла переживать, если при желании всегда можно их исправить. А если тройка ничего не решала – тогда и переживать, и исправлять не имело смысла. Неожиданно у меня стало получаться не нервничать из-за ерунды. И вообще, я как будто успокоилась и научилась прислушиваться к своим желаниям. Может быть мной овладел тот пресловутый пофигизм, о котором я мечтала, с тех пор как познакомилась с одноклассниками-гедонистами?

Наверное, со стороны казалось, что моя так называемая дружба с «двоечниками-гедонистами» испортила меня. И в ответ на мои заявления об успехах в учебе и школьной жизни кто-то по-родительски мог бы возразить: «А вот не было бы этих странных отношений – все было бы еще лучше!» Возможно, и так. Возможно, с учебой было бы лучше. Но ведь учеба – это не все. Я училась, но теперь еще и чувства заполняли меня – новые, растущие с каждым днем чувства. И я уже не могла представить себе жизнь без них. Слишком рано для чувств? В моем возрасте об учебе думать надо? Да в свои шестнадцать лет я была на два года старше Джульетты, а у нее, между прочим, к этому возрасту уже был секс! И никто не осуждал ее за это. По-другому поводу осуждали и ругали, но не за секс. Кто же виноват, что в школе по-прежнему половое созревание – это только термин. А половое воспитание – тема про семью и беременность. Про половой контакт максимум: «надо предохраняться, чтобы не заразиться». И еще не принести в подоле. А секс и чувственность – это по́шло, аморально и безнравственно. И вообще, лучше об этом не в школе говорить на уроке, а каждому дома факультативно с родителями, чтобы чего не вышло.

Наверное, не обязательно нам с Ромкой было так открыто осваивать эту чувственную науку и целоваться на глазах у всех. Но «хочу» часто оказывалось таким неудержимым и срывалось с цепи, не замечая никого. Мы ощущали тогда себя совсем взрослыми и хотели заявить об этом. К тому же мы поступали так не часто – больше старались прятаться, чтобы никого не смущать и не злить. Ведь в классе только несколько человек, включая Саньку, спокойно относились к нашим отношениям. Многие одноклассники не разделяли наших восторгов и злились. Случалось всякое…

Как-то, проходя к своей парте мимо наших карьеристов-активистов, я услышала, как кто-то мне вслед выразительно и недвусмысленно задышал, застонал – и все заржали. Можно было проигнорировать, но в тот день я была не в духе, и тупая шутка выбила меня из колеи. Я остановилась и обернулась к ржущим:

– Завидно? Тоже охота, но мама не разрешает?

Наш главный активист и почти отличник Андрей – а стонал именно он – не ожидал такого поворота. Возникла секундная пауза, но он не потерялся – он был очень находчивым.