Монолог о школе, сексуальном самовоспитании и футболе

– А у вас что, уже это было? – спросил он почти с искренним любопытством, глядя мне прямо в глаза. – Тогда расскажи – поделись с нами, неумелыми.

Я не торопилась отводить взгляд. Даже моргать не торопилась – игра в гляделки мне всегда нравилась.

– Что именно тебя интересует, неумелый?

Глаза его сощурились и щеки предательски порозовели – один ноль в мою пользу! Но он все равно продолжал смотреть мне в глаза. Остальные весельчаки внимательно следили за нами. Не сказать, чтобы все они и сам Андрей были моими врагами. Мы нормально ладили. Но сегодня было что-то другое. Может, и правда зависть? В принципе наплевать, но почему-то эта мысль придавала мне сил. Сил для того, чтобы поставить его на место. Я ждала – следующий ход был его.

– Он тебя… – начал Андрей, но не смог подобрать нужных слов, покраснел еще сильнее, но глаза не отвел. – Он тебя уже…

– Тебя интересует, занимались ли мы сексом? – выпалила я неожиданно для себя. – Да. Только вчера. И сегодня обязательно продолжим, – соврала я, глядя на него в упор. И вдогонку добавила: – Так что мама разрешит – приходи. Все расскажем – всему научим.

И не дожидаясь ответа, я развернулась и в тишине прошла на свое место. Победа нокаутом в первом раунде. Раньше я такого своего поведения и вообразить не могла.

В отношениях с Ромкой тоже были перемены. Хотя его самого можно было назвать символом перемен. В то время на литературе мы как раз проходили творчество Козьмы Пруткова. И один из его афоризмов был точно про Ромку: «Ничего нет более постоянного, чем временное». Ромка был временный по самой сути наших отношений. И то, что происходило с ним в отношениях, было постоянным напоминанием о его временности и изменчивости. Но в этом он был постоянен.

В первую очередь речь о его настроении. Как же тяжело было привыкнуть к вечным изменениям Ромкиного настроения! Я не могла понять, почему он, еще вчера преследовавший меня по всей школе со своими поцелуями, сегодня становился холодным и попросту не замечал. И такое затишье могло длиться днями, иногда неделями. Спросить я не могла – мы же договорились: никаких расспросов, потому что нет никаких серьезных отношений. Единственное, что я могла, – в ответ тоже не обращать на него внимания. Поступая одинаково, мы как будто поддерживали связь друг с другом, потому что становились похожи. Точнее, это делала я – он мог этого и не замечать. Избегать его было проще, чем не думать о нем. Вот не думать о нем я не могла совсем. Я ужасно злилась, обижалась, жаждала мести. Потом наконец перегорала, принимая все как есть, становилась равнодушной. И именно тогда он снова налетал, как ураган, и топил меня в своей неожиданной нежности. И эти моменты ни с чем нельзя было сравнить – в такие моменты я, наверное, была самым счастливым человеком. Почему наверное? Потому что вообще сложно сказать, как чувствует себя самый счастливый человек. Вдруг счастье – это совсем другое, совсем не похожее на то, что происходило со мной? И когда оно придет по-настоящему, я узнаю его и посмеюсь над этими моментами и этими моими мыслями. Но пока моим счастьем было это.

К тому же со временем я стала чувствовать, что и мне нужны эти паузы. Они помогали мне не проваливаться целиком в чувства. Из-за этих пауз я оставалась на плаву, не теряла себя, сливаясь с ним. Иногда я думала о Мишке. Ведь то, что его сейчас не было в моей жизни, не означало, что его не было вообще. Иногда мне казалось, что происходящее с Ромкой похоже на мои прошлые отношения. Только тогда я была в роли Ромки и убегала, держа безопасную дистанцию и не желая глубоко погружаться в чувства. Ни тогда, ни сейчас я не задумывалась, хорошо это или плохо. Понимал ли Ромка, почему он берет эти паузы, я не знала. Может, и понимал. Я же просто отдавалась моменту. Просто чувствовала, что так нам обоим будет лучше.

Учебный комбинат борьбы с обобезьяниванием

Несмотря на полную мою несвободу в отношениях с Ромкой, иная свобода продолжала заполнять меня изнутри. Она мне была необходима. Тогда я думала, что в самом слове «свобода» что-то пряталось, чего не разглядишь, просто повторяя слово про себя. И тогда я начинала писать его везде как заклинание – «свобода», «свобода», «свобода». Как будто выпрашивала ее у кого-то. Слово выходило из меня, и от этого я как будто становилась сильнее и свободнее. Это был мой лозунг, мой гимн, клич – все что хотите.

Наступила весна – она всегда приносила с собой маленькие свободы. Каждый получал от нее по чуть-чуть: свободу ходить без шапки, свободу сбегать на переменах на улицу понежиться на солнышке, свободу для поздних прогулок – ведь день становился длиннее. Даже школа в этом году с наступлением весны нам предлагала новую свободу. Конечно, эта школьная свобода была относительная, но для меня все-таки свобода.