Монолог о школе, сексуальном самовоспитании и футболе

– Помнишь, как мы тогда в лесу?.. – Он выдохнул и улыбнулся. – Я потом хотел пойти записки все собрать. Но пока раздумывал, их или снял кто-то, или они улетели.

– Правда? А у меня осталось две. Я спрятала их в тайник – там же, где твоя фотография.

– А какие записки?

– Самая первая. Уже истрепанная такая. Что не все буквы видны. И та, которую ты принес, когда я болела.

– А. Помню.

Он замолчал, нагнулся и снова поцеловал меня, уже не спрашивая.

– Можно я поглажу тебя? – спросил он, нависнув надо мной и глядя в глаза.

Я напряглась и так разволновалась, что меня снова затрясло. Мысли носились в мозгу как сумасшедшие пчелы: «Интересно, он со всеми такой осторожный или только со мной?», «Поглажу – это как кошку?», «Что он хочет?», «Может, сказать “нет” и убежать?» Заодно вспомнила, какой он был грубый и агрессивный, когда в школе травил меня, кидался ледяными снежками и прятал мою сумку. Почему рядом со мной он снова стал таким робким? Я лежала и молчала. Видимо, моя задумчивая пауза затянулась, и Мишка принял ее за согласие. Ведь он и раньше всегда говорил: «Молчание – знак согласия».

Он положил мне руку поверх колготок, на живот, чуть ниже пупка, на секунду замер и скользнул ниже. Вряд ли это было похоже на «погладить», скорее на путешествие по моему телу с целью исследовать его рельеф. Не было Ромкиного напора, паровозного дыхания и страстей. Мишкина рука была большой и горячей, я чувствовала это даже через колготки. И когда он, миновав живот, продвинулся еще ниже и попытался погладить меня между ног, я не выдержала, резко дернулась и свела ноги.

– Не надо, Миш, пожалуйста.

– Хорошо, – согласился он, сразу убрал руку и поцеловал меня.

–Давай уже все, пойдем. Мне домой надо.

– Ты что, обиделась, Аль?

– Нет, что ты. Мне правда пора домой.

Он был другой, совсем другой, не такой, как Ромка. Он был нежный, спокойный, послушный. Я уже привыкла к другому. И эта его попытка… И я не смогла. Что-то было не то. Мне не было страшно с ним ни на минуточку, но я не могла расслабиться. Не могла потерять с ним голову, как теряла ее только вчера на лестнице с Ромкой. Ждала ли я, что Мишка уберет руку, когда я попросила? Или мне хотелось, чтобы он уговорил меня, упросил, настоял, как это делал Ромка? Я не знаю – возможно. Но он не стал, он такой… Другой. Родной, с ним хорошо и уютно, но он уже мне как родственник, как брат. А Ромка – он совсем чужой, и с ним хочется терять голову. Бешеный Ромка победил?

Мы оделись и вышли на улицу. Мишка довез меня до электрички на такси.

– Алька, я очень рад был видеть тебя. Правда. Думал о тебе часто. Но ты же знаешь – я не могу домой к вам зайти. Маму твою видел издалека и думал – как ты там живешь? Пытался у ребят спрашивать, у Зайца – бесполезно. Ты все в городе пропадаешь, и про тебя никто ничего не знает. Один раз я даже к школе твоей поехал и бродил там под окнами. Но так и не дождался… Я скучал по тебе.

– Я тоже скучала… И часто думала… Как плохо, что все так… – Я чуть не сказала «кончилось», но не смогла. – Да, может быть все было бы по-другому, если бы не…

– А может, еще будет?

Я улыбнулась в ответ его надежде. Но слезы закипали, и я еле сдерживалась – не хотела, чтобы Мишка видел. Как будто что-то уходило, и я не могла этому помешать. Но в то же время пришла мысль, что я никогда не смогу расстаться с ним насовсем. Что он прирос ко мне и окончательно стал родным.

Возле электрички он, уже не спрашивая, нагнулся ко мне и поцеловал. Я села в полупустом вагоне у окна. Он прошел по платформе к окну и нарисовал с другой стороны пальцем на мокром стекле сердечко со стрелочкой и снова написал, как на нашей башне: М+А=Л. А мне вдруг вспомнилось, как однажды меня провожали друзья и я болтала с ними внутри поезда, ожидая отправления. И это увидел возвращающийся домой Мишка, с которым мы были в ссоре. И тогда он снаружи так сильно ударил кулаком в наше окно, что стекло треснуло.

Потом было лето

А что было потом? А потом все пошло как обычно. Мишка снова пропал. С Ромкой все происходило в том же непредсказуемом режиме. С учебой тоже без особых перемен; итоговые оценки, кстати, оказались неплохие.

Теперь я иногда высматривала Мишку, гуляющего рядом со школой. Но так ни разу и не увидела. А еще Ромка как-то позвал меня с Санькой к себе домой, когда отменилось два урока. Он жил в трех минутах от школы. Ничего особенного – посидели, поболтали и пошли обратно. Просто он раньше никогда не приглашал меня – ведь по его условию наши отношения не выходили за рамки школы. А тут вдруг вышли. Может, наконец что-то поменялось? После встречи с Мишкой я ждала этих перемен. Но признаваться в этом пока не хотела даже себе.