— Я подумываю, — сообщил я, — послать кого-нибудь за знаками наказания, прикрепить их к вашим ошейникам, связать вам руки сзади и отправить вас в ваши трюма.
В такой ситуации от девушки ожидают, что она сама попросит своих надсмотрщиц о наказании, чтобы тем самым они могли улучшить ее. Если она этого не делает, наказание будет удвоено, а то и утроено.
— Пожалуйста, не надо, Господин, — взмолилась Иола. — Мы очень сожалеем!
— Встать! — скомандовал я. — Пошли прочь. Займитесь порученной вам работой.
Все шесть рабынь с благодарностью вскочили на ноги и умчались с открытой палубы.
Терия и его товарищей не то, что не наказали, им даже выговора не сделали. Почему тогда я должен был помещать под плеть уязвимые, обнаженные спины и ноги рабынь? Их вина, если это можно было назвать виной, была и того меньше.
Вспомнив их, я не мог сдержать улыбки.
Как восхитительно они выглядели в своих крошечных туниках. Как доволен я был тем, что в мире существовало два пола, и один из них был женским. Насколько совершенна, прекрасна и волнующа человеческая женщина, насколько разительно отличающаяся она от мужчины, и как восхитительно и изумительно она дополняет его и его потребности, так же, как он дополняет ее и ее потребность в нем.
Из них получаются прекрасные рабыни. И это, конечно, то, чем они должны быть. Женщина нуждается в господине, точно так же, как мужчине требуется рабыня. Женщина без господина потеряна, как и мужчина несчастен без рабыни.
Это — правда природы.
Тогда я повернулся лицом к Серемидию, скорчившись, лежавшему на палубе.
— Тебя же не змеей избили, — укорил его я.
Он отвернул голову.
— Быть может, на тебя следовало надеть ошейник и отдать девкам для их развлечения, — предположил я.
— Только не бейте меня, — простонал он.
— Куда исчез Серемидий? — спросил я.
Мужчина присел и испуганно осмотрелся. Я использовал его настоящее имя, причем сказал его достаточно громко.
— Я — это он, — наконец сказал Серемидий.
— Возможно, Ты всегда был таким, — покачал я головой. — Просто раньше мы этого не смогли рассмотреть. Раньше это было хорошо скрыто.
— Меня боялись, — прошептал он, глотая слезы.
— А теперь, — сказал я, — Ты превратился развлечение для рабынь.
— Тиртай, — внезапно прошептал Серемидий, глядя мимо меня.
Признаться, я не заметил прихода нового старшего офицера Лорда Окимото.
— Тиртай, — позвал его Серемидий, протягивая к нему руку. — Тиртай, неужели Ты не поможешь мне? У нас же были такие планы. Разве мы не равны? Разве мы не должны помогать друг другу? Или мы уже не друзья, не союзники?
Но Тиртай, как ни в чем ни бывало, прошел мимо.
— Боюсь, — развел я руками, — твоя поддержка, твоя преданность, все, за что Ты был ценен для других, теперь ничто.
Идя по своим делам, Тиртай разминулся с рабыней, шедшей с кормы с маленьким коробом Са-Тарны за спиной. Офицеры, как и все остальные люди на корабле, едят посменно, в строго отведенное для них время, но офицеры и рядовые едят не вместе. Каюты офицеров находятся в кормовой части, некоторые собственно на юте.
Теперь, когда Море Вьюнов осталось позади, Терсита иногда можно было увидеть на палубе юта. Впрочем, Атий следил за тем, чтобы он не появлялся там, когда рядом присутствовал кто-нибудь из экипажа.
Проходя мимо Тиртая, девушка отвела глаза и почтительно склонила голову, как приличествует ее статусу рабыни. Если бы он обратился к ней или преградил ей путь, то она опустилась бы на колени. Рабыня всем своим видом, выражением лица, поведением и речью, должна ясно давать понять себе и другим свою правду, то, что она всего лишь кейджера. Она должна быть послушной, обходительной, покорной и красивой. Свободная женщина может говорить и вести себя, как ей вздумается, рабыне этого не позволено. Когда свободная женщина стоит гордо, она может делать это так, как пожелает, независимо, величественно, даже вызывающе. Когда рабыня стоит гордо, обычно это должно продемонстрировать свою красоту окружающим ее свободными мужчинами.
— Девка! — окликнул ее я.
Рабыня повернулась, и на ее лице появилось испуганное выражение. Думаю, она заметила меня, а также скрючившегося на палубе Серемидия, только что.
Жестом я дал ей понять, что ей следует приблизиться к нам.