Морок

Хотелось, конечно, верить юноше с блестящими глазами и длинными чувственными пальцами. Но, если верить ему, то выходило, что надо возрождать магию, а указ Клариссы еще не окончил своего действия. А что, если музыкант хочет, чтобы Евтельмина нарушила указ, спровоцировав тем самым свою скорую погибель. Недаром уже несколько раз проскользнула в речах фраза о том, что настоящая борьба шла не из-за засухи, а за право распоряжаться Краем, за престол. И если Евтельмина нарушит Указ, кто знает, что там еще может случиться, тогда флейтист выведет своих и посадит на трон. Но, и этого хотелось больше всего на свете, если флейтист как раз наоборот, если он оберегает ее от тех, злых и дурных магов, которые хотят свергнуть власть людей в Краю? «Внук Будияра, сын Серого займет престол. Клянусь своей жизнью, что сделаю все, что смогу, чтобы помочь этому».

— Хм, — сказала королева вслух после того, как прочла надпись на стене. — А вот и отгадка! Эй! Смотритель! Старик! Ну где ты? Кто сидел в этой камере?

В какой-то момент Евтельмине даже показалось, что она услышала шаркающие шаги в коридорах. Но…

* * *

— Моя королева! Моя королева! — жена лекаря прижимала к груди толстую книгу. — Отворите! Проснитесь! Я нашла!

— Она ушла после сразу завтрака и пока не возвращалась, — присела в неглубоком поклоне проходившая мимо фрейлина.

* * *

Битый час весь двор искал королеву: заглядывали даже в самые отдаленные и полуразвалившиеся углы и закоулки сада, смотрели на конских тропах, посылали скороходов к соседней деревне, уж не туда ли зашла?

Евтельмины нигде не было. Жена лекаря бродила со свечой между стен королевского дворца, прислушиваясь, уж не нашла ли королева сама слуховые ходы. Но и здесь королевы не было.

Лекарь увивался над женой, потерявшей за несколько дней общения с королевой объемы своего прежнего тела и обнаружившей под глазами мешки, а под грудью складки белого бугристого тела. Лекарь теперь всякий раз старательнее растягивал улыбку на лице, когда обращался к жене, и всё дальше отводил от нее глаза. В прежние бы времена женщина, не занятая ничем иным, кроме способов угодить мужу, заметила бы такие перемены моментально, но сейчас, окунувшись с головой в дела государства, планы спасения королевы, разоблачение вражеских замыслов и всего того, что волнует людей на склоне лет наряду с рецептами от жгучей отрыжки, сейчас она не придала значения стараниям мужа отдалиться от нее. Напротив, лекарская толстушка в мечтах принимала награды и ордены от монаршей особы, всевозможные грамоты и брошки за сохранение мира и развитие Края. Можно сказать, впервые лекарская жена почувствовала в себе что-то такое, эдакое, о чем она слышала от придорожных шлюх, расставленных умельцами вдоль большого тракта, и это что-то можно было коротко сформулировать: «А что? Я тоже имею право!»

Теперь толстушка даже как будто выучилась пофыркивать на мужа и поглядывать на него как-то не то чтобы уничижительно, но с какой-то снисходительностью, даже в какой-то мере брезгливой снисходительностью… В голове ее прочно установились весы, на которых она всякое утро и по вечерам взвешивала две личности: вот — я, а вот — он, ну, что вот он добился? Весы каждый раз с трепетом и подобострастием склонялись в сторону «я».

Готовить и прибираться стало совершенно некогда: подгоревшие пироги, наспех разрезанные и начиненные полуготовым мясом и подгнившим луком, съедались ровно до нижней задеревеневшей в печи корки, а затем выбрасывались, на скорую руку приготовленная яичница стала являться даже во сне, засыпающему на голодный желудок лекарю, грязные подштанники которого припахивали теперь не только самим лекарем, но и обильно розовой водой и огуречным настоем.

А сам лекарь с углями в желудке и в вонючих портках сейчас матушкой скакал вокруг своей поблекшей и «ловкой» (по ее собственному выражению) жены, делая ей ледяные припарки на лоб и уговаривая не волноваться: «Найдется твоя королева, найдется…»

Толстушка откинула его руку от своего лба и гневно сверкнула очами:

— Да ты себе представить не можешь, что происходит! Королева пропала! Понимаешь? Королева!

— Ну что же с того, душенька, у королевы свои дела, а у нас с тобой свои, я ж не с королевой ночью сплю, и не королева мне ужин готовит. Королева — это там где-то, сидит себе на троне, по залам ходит. Призрак один, а у нас тут с тобой жизнь, настоящая, и каждый денек-то в этой жизни наш, и деньков-то этих мало-мало, и терять-то нам их нельзя, мы ж не волшебники, поживем да умрем, а жить-то нам недолго…