Русские не напрасно препятствовали досмотру – уже год, как военные грузы на Камчатку шли потоком! Прежде всего и больше всего – самолеты и авиационно-техническое имущество. Вместо одного авиаполка на старых бипланах и кучи отдельных эскадрилий, теперь там были три воздушные дивизии, каждая по сотне самолетов. И даже русские пехотинцы ходили по Петропавловску с АК-42, а ведь раньше там даже автоматов ППШ не было. В большом количестве везли артиллерию, гаубицы калибра 122 и 152, тяжелые минометы, противотанковые самоходки с длинноствольными 57-мм пушками. В конце апреля, чуть больше месяца назад, привезли и танки, не меньше полусотни Т-54. И прибыла какая-то особая часть, то ли морская пехота, то ли «стальные крысы[147]
, так у русских называли штурмовые войска, обученные и оснащенные для проламывания долговременной обороны. Войной пахло так, что уже закладывало нос! Успокаивало лишь, что русские не воспользовались бесспорным „казус белли“ месяц назад, после Сахалинского инцидента. А также тот установленный факт, что, несмотря на все приготовления, на Камчатке у русских пока нет группировки сухопутных войск, достаточной для десанта. По авиации же – с учетом собранного здесь, на Шумшу и на Парамушире, силы почти равны!И беспокоила неопределенность. Из Токио исправно сообщали все, что необходимо было знать Инукаи на своем месте, но не делились своими планами. Предусматривает ли заговор однозначно войну, или предстоит еще и политический торг? По здравом рассуждении, началу боевых действий должен предшествовать рост напряженности, ультиматумы, какой-то инцидент? Японцы бы поступили иначе – Порт-Артур, Перл-Харбор, – но белые гайдзины соблюдают свои правила. Хотя Гитлер тоже решился, но вот русские, насколько известно, так не делали еще никогда.
Размышления майора Инукаи прервал стук в дверь.
– Разрешите представить вам, господин майор, докладную о нарушении порядка, совершенном группой переводчиков, – вытянулся пожилой фельдфебель, выполнявший обязанности коменданта в разведывательном отделе.
– Положите на стол, – сухо ответил майор, которого мысленно перекосило от этого, уже ставшего привычным известия.
Группа переводчиков была, как выразился бы оказавшейся на его месте советский офицер, каждодневной „головной болью“. Сам Инукаи владел русским языком на уровне войскового разведчика – чтобы допросить пленного или местного жителя, прочитать несложный документ, но и только. Теперь же, в рамках новой тайной задачи, требовалось читать добываемые агентами документы, иные из которых были непростыми техническими текстами, надо было составлять письменные задания агентам, иногда также по сложным техническим вопросам. Его нынешние подчиненные-японцы владели русским языком в пределах армейского разговорника, то есть намного хуже него самого. Так что переводчики были необходимы.
На запрос 2-е управление отреагировало незамедлительно, прислав группу переводчиков уже через две недели – майор сильно подозревал, что кадровики, получившие приказ „исполнить немедленно“, попросту подобрали тех, кто подходил по формальным признакам, не стали вдумчиво изучать личные дела кандидатов, не проверили их с должной тщательностью. Результат был прискорбным – если бы майора не останавливала перспектива остаться без переводчиков именно тогда, когда они были нужны, то он бы приказал разведчикам сформированного им лично из тщательно отобранных пехотинцев и саперов разведывательного батальона дивизии попросту содрать с этих гайдзинов кожу заживо. Отправлять их обратно было нельзя, поскольку их рассказы о выполняемой работе могли насторожить врагов „квантунцев“, – а затребовать новых, если эти были живы и здоровы, выполняя свою работу, значило привлечь нежелательное внимание.