Японская разведка на Камчатке велась по четырем линиям: во-первых, войсковая, 91-й дивизии (непосредственно подчиненная майору Инукаи), во-вторых, разведчики Генштаба, работавшие под «дипломатической крышей» консульства империи в Петропавловске-Камчатском, в-третьих, нелегалы того же Генштаба, независимо от резидента в консульстве, с замкнутой на себя агентурой, ну и в четвертых, аналогичные структуры (легальные и нелегальные) были у разведки флота – к которой еще добавлялась информация, поступающая от японских рыбаков, занимавшихся ловом рыбы и крабов в водах Камчатки. Причем вовсе не обязательно было на каждом сейнере иметь представителя разведки – капитаны, как правило офицеры запаса Флота, считали своим долгом незамедлительно сообщать все замеченное, что могло представлять интерес. Но если информацию, идущую в Генштаб, Инукаи получал незамедлительно, то чтобы получить что-то у флотских, приходилось проявлять высокое искусство дипломатии – чему весьма помогало то, что в дальних гарнизонах на краю империи, где армия и флот работали в тесной связи, зачастую деля одни и те же тыловые объекты, грань между ними заметно размывалась.
Здесь и раньше было неспокойно. Первые тревожные признаки появились уже в конце лета 1943 года – русские начали массово заготавливать лес, из Америки в большом количестве везли строительные материалы; с апреле же 1944 года, едва просохла земля, на Камчатке развернулись широкомасштабные строительные работы – склады, казармы, парки для техники, топливохранилища, расширялись и бетонировались аэродромы – все это нельзя было истолковать иначе, чем оборудование стратегического плацдарма. В июле 1944 года произошел первый инцидент в проливе, когда с конвоя из двенадцати транспортов, под охраной эсминца и трех сторожевых кораблей, при попытке обычного досмотра по японским катерам был открыт предупредительный огонь из пулеметов, дальнейшие переговоры ни к чему не привели. Два года назад подобная наглость однозначно привела бы к уничтожению наглецов, посмевших нанести оскорбление Императорскому Флоту – но теперь уже был приказ, «избегать инцидентов, могущих осложнить отношения империи с Россией». Поэтому русский конвой прошел беспрепятственно – и ответ из Токио, пришедший через десять часов, подтвердил, что и впредь не следует настаивать на досмотре грузов, если возникнет опасность «инцидентов», а попросту войны.
Инукаи усмехнулся – в принципе, в досмотре русских грузов не было большой нужды (в плане информации, а не возможности их задержания). Поскольку японская разведка имела в Петропавловске очень ценного агента, работавшего в порту бригадиром крановщиков. И этот человек не был предателем, завербованным за деньги, – служба японцам была для него местью большевикам за своих родителей, расстрелянных в тридцать восьмом. Что, с точки зрения Инукаи, было вполне достойным для воина и мужчины занятием – нет, будь агент абсолютно продажной сволочью, готовой за пачку банкнот сдать родного отца, с ним также имели бы дело, «в разведке нет отбросов – есть кадры», вот только доверие к его информации было бы существенно ниже, и таких людей не слишком берегут. Здесь же было сделано все, чтобы максимально обезопасить этого агента, он даже с резидентом не встречался лично, оставляя донесение в непромокаемом пакете в одном из оговоренных мест и делая о том отметку на определенном заборе, стене или столбе – увидев которую, сотрудник консульства или посланный агент-«почтальон» отправляется на берег с удочкой, что считается у русских совершенно безобидным, и забирает послание – излишне говорить, что ни «почтальон», ни даже дипломат, ничего не знают об отправителе. На взгляд Инукаи, русские большевики совершили большую ошибку – если то, что произошло у них в 1917 году, можно приблизительно сопоставить со сменой династии на троне. Вписали всех сторонников прежней династии, «эксплуататорских классов» – в «лишенцы», «бывшие», не имеющие никаких прав, наподобие японских «неприкасаемых», буракуминов – разумно, хотя, наверное, проще было бы всех перебить! Хотя во время кампаний по поиску предателей, наподобие той, что была в 1937 году, именно «лишенцы» шли первыми – подобно тому, как самурай имел право убить буракумина лишь за то, что тот посмел попасться ему на глаза. Но видно, демоны закрыли кому-то глаза, если человек из «бывших» оказался на месте, где мог нанести вред – в отличие от страны Ямато, где буракуминам дозволены лишь самые грязные работы, вроде вывоза нечистот и дубления кожи!