Московский апокалипсис

Ещё целый час каторжник проторчал у Ольги, дожидаясь возможности покинуть дом. Он понимал, что спасся чудом. Из-за глупого рвения одного дурака едва не погибла целая куча народа. И дело было бы провалено. Убить мало этого Гаврилу! Наконец камердинера отвлекли и подготовили партизану безопасный отход. Ольга проверила и дала знак: можно уходить!

Благополучно выскользнув на улицу, Пётр отправился на Козье болото. От волнения он не очень смотрел по сторонам. Вдруг на углу Большого и Малого Козихинских переулков ему бросились в глаза кареты с зашторенными окнами, под охраной жандарма. Укрытие резидента неподалёку! Не сбавляя шага, партизан свернул в сады и подкрался поближе. Так и есть! Во дворе нужного дома виднелась высокая шапка второго жандарма. Похоже, Егор Ипполитович попался. Что же делать?

Вдруг из двери во двор вылетел, как пушечное ядро, крепкий мужик в азяме, сбил жандарма с ног и бросился в кусты. Он нёсся, не разбирая дороги, прямо на Ахлестышева. Пётр узнал мужика — это был Васька, один из охранников Фигнера. Значит, Александр Самойлович тоже схвачен! Но раздумывать было некогда — за беглецом устремилась погоня.

Москва отличается тем, что дома в ней ставятся необыкновенно просторно. Там, где в Париже приткнут друг к другу три здания, кое-как поместится затрапезное жилище московского обывателя. В нём, кроме самого дома, будут ещё баня, дровник, выгреб, летняя кухня, флигелёк, конюшня, беседка, курятник и сарай для выезда. Кое-где заведут ещё и прудик с карасями… Вокруг обязательно сад, густо поросший плодовыми деревьями. Страшный пожар истребил дома, сгорели и заборы между владениями. А вот сады уцелели. Большие и непроходимые, они сделались укрытием для москвичей. Люди проделали в дебрях запутанные тайные тропы и ходили по ним из Тишинки в Рогожу, почти не показываясь на улицах. В дни погромов пустыри и сады спасли множество народа. Мародёры боялись соваться в эти лабиринты: их резали там без пощады. В Первопрестольной даже появилась новая услуга: предприимчивые люди заучивали паутину тропинок и водили желающих через город за малую мзду.

На такой тропе как раз и стоял Ахлестышев. Подпустив мужика поближе, он высунулся из-за дерева и сказал:

— Васька, беги за мной!

Растерявшийся парень застыл на секунду, но тут сзади грохнул выстрел, и пуля прошла над его головой. Это сразу придало беглецу решительности. Уже не разбираясь, кто его зовёт, он кинулся следом за Ахлестышевым в кусты. Партизаны пролетели большой пустырь, шмыгнули в хитрый малозаметный проход, перебежали улицу и опять углубились в сады. И погоня их потеряла.

Через десять минут каторжник вместе с Васькой спустились в подвал на Бронных. Пётр плеснул водки в чайный стакан и протянул гостю.

— Выпей!

Тот махом опростал его, только зубы звякнули об стекло. Поставил посуду, потупился и выдавил:

— Грех-то какой…

— Рассказывай.

Егор Ипполитович сидел в горнице и сочинял очередную реляцию для ставки. Обладая хорошей памятью, он всегда составлял донесение сначала в уме. Когда приходил курьер, штабс-капитану оставалось лишь записать текст у него на глазах и сразу отправлять человека. Таким образом, при резиденте не оставалось ни черновиков, ни других компрометирующих его бумаг. Все письма от начальства он немедленно сжигал. Эти привычки позволяли штабс-капитану переходить из квартиры в квартиру налегке, без долгих сборов. Да и для агентов безопаснее, если их имена нигде не зафиксированы.

В заднюю дверь стукнули четыре раза, и в горницу вошёл один из фигнеровских телохранителей.

— От Александра Самойловича? — спросил, подымаясь, Ельчанинов. Но мужик поглядел как-то странно, стянул с головы шапку и сказал:

— Простите меня за-ради Бога, ваше благородие…

Удивиться Ельчанинов не успел: в комнату ворвались четыре жандарма. Дюжие ребята схватили офицера за руки и повалили на пол.

— Заходите, господин полковник! — крикнул в сени капрал.

Явился сияющий Полестель.

— Ну-ка, ну-ка, кто тут у нас? Ба! Знакомое лицо! Поручик Ельчанинов из Особенной канцелярии[64], если я не ошибаюсь? Или уже штабс-капитан? Вот встреча! А не вы ли тот офицер, что оставлен в городе для разведок? Мы давно вас разыскиваем.

Егор Ипполитович повернулся к Ваське и сказал в сердцах:

— Что же ты, иуда? Получил свои тридцать сребреников?

По лицу мужика прошла мучительная судорога.