Московский апокалипсис

— Не будьте к нему строги, — благодушно одёрнул штабс-капитана француз. — Ваш человек не хотел приводить нас сюда. Мы действительно предлагали ему деньги: целый мешок ассигнаций. Пусть фальшивых, но бедняга-то этого не знал! И он отказался. Тогда мы… как это у вас называется? Подали ему ума через задние ворота. Васька и здесь молчал! Россия же страна рабов, где всех постоянно секут, начиная с детства. И вы привыкаете к боли. Мы уж и не знали, что нам делать с этим упрямцем дальше. Но вспомнили, что он из Андроновки. Приехали туда, вывели его жену с дочкой и принялись вязать на воротах две петли. И сказали вашему герильясу, что его оставим жить, а их повесим. Сейчас же, на глазах, если он не выдаст офицера. Право не знаю, выполнил бы я свою угрозу, если бы этот смерд опять смолчал… Но, как видите, подействовало: мы здесь.

Ельчанинов опять повернулся к мужику.

— Извини, не знал. Конечно, я тебя прощаю.

Тот молча закусил губу. Полестель указал на него капралу и сказал по-французски:

— Вывести на двор и расстрелять.

В ту же секунду штабс-капитан крикнул Ваське «беги!», а сам бросился на жандармов. Те не ждали нападения и растерялись. Началась свалка. Прибежал с топором голофтеевский кум и успел прикончить капрала прежде, чем его самого зарубили. В суматохе Васька убежал. Избитый и связанный, штабс-капитан сидел на полу. Полестель руководил обыском. С улицы вернулись запыхавшиеся жандармы и доложили, что беглеца поймать не удалось.

— А, чёрт с ним! — махнул рукой граф. — Он своё дело сделал — отдал резидента. Но где, чёрт побери, его бумаги?

Бумаг нигде не было.

— Надо выручать Егора Ипполитовича, — сказа Пётр, выслушав Васькин рассказ.

— Ваше благородие! — взмолился тот. — Пойдёте выручать, возьмите меня с собой!

— Какое я тебе благородие! — в очередной раз осерчал Ахлестышев. — Я беглый каторжник. А взять тебя всё одно не получится.

— Это почему?

— Жандармы твоё лицо запомнили. Дождись темноты и уходи из города. Семейство с собой захвати.

— Всё равно, — упрямо сказал мужик, — найдите мне какое применение! Самое опасное штоб! Я господина штабс-капитана предал, а он в моё положение вошёл! Полковник ихний, как я теперь соображаю, велел меня кончить. По-хранцузски. Я-то не понял, а их благородие понял. И драться за меня, за иуду, бросился! Беги, говорит, а сам в свалку. За меня, который к нему жандармов привёл… Ах я, назём![65] Негодь, холщёвая душа! Я этого так не оставлю. Семейство вот токмо спрячу и вернусь. Без меня не выручайте, дайте долг вернуть!

— Ладно, Васька, — ответил ему Отчаянов. — Без тебя не начнём. Уговорил. Мало нас. Поэтому и ты спонадобишься, не бойся. Чеши в Андроновку. Мы пока подумаем, как его благородие вызволять.

— Не известно даже, куда его засадили, — подал голос Саша-Батырь. — Вернее всего, в Кремль.

— Полестель любит хвастать; может, и проболтается нынче вечером, — заметил Ахлестышев. — Чёрт! Как не вовремя! У меня такие сведения на руках!

— Кстати о сведениях, ваше благородие, — встал и вытянулся перед каторжником унтер-офицер. — Осмелюсь доложить. Срочно пишите донесение. Васька вернётся — пошлём курьером.

Эти «ваше благородие» и «вы» ясно показывали всем, что разведывательная часть теперь перешла в ведение Ахлестышева.

— Да, я сейчас же запишу, — согласно кинул Пётр. — Надо выяснить, кто такая баронесса фон Цастров. Где она собирается перейти за аванпосты, когда, с каким прикрытием. Это очень важно!

— Баронески этой, может, и в Москве уж нет, — пробурчал Саша-Батырь. — Ушла давно!

— Если и ушла, то сыщут, — уверенно сказал Отчаянов. — Много ли баб сквозь посты проходят? Главное — вовремя сообщить.

Ночью «отчаянные» попытались напасть на квартиру генерала Ларибуасьера, командующего артиллерией Великой армии. Стоянка его была обнаружена случайно. Генеральский повар купил у Голофтеева белужий балык и заплатил золотом. Степанида на этот раз довольствовалась грудинкой и от балыка отказалась… Ликвидировав товар, купец пошёл за щедрым покупателем. Тот привёл его в особняк в Малом Могильцевом переулке, хорошо охранявшийся. Голофтеев покрутился вокруг, зашёл на двор — и встретил там знакомого обывателя. Оказалось, тот служит в интересном доме дворником. Обыватель и сообщил, кто именно поселился в особняке. Человек этот был хорошо знаком Голофтееву, как регент храма Священномученика Власия: трезвый, честный, богобоязненный. И купец ему открылся. Сказал: помоги нам попасть в дом, мы тому генералу кишки на голову намотаем… Мещанин сразу согласился.