В ведении думы находился вопрос поощрения наиболее уважаемых горожан. С 1866 по 1917 год звание почетного гражданина города Москвы получили всего 12 человек! Видно, что звучным поощрением не разбрасывались и берегли его для особых случаев. Первым звание почетного гражданина получает князь А. А. Щербатов, городской голова в 1863–1869 годах. Он содействовал открытию Второй Градской больницы, учреждению специальных именных стипендий в Московском университете. Следующим почетным гражданином стал Осип Комиссаров, крестьянин Костромской губернии, спасший Александра II от каракозовского выстрела. Кроме того, Комиссаров за свой подвиг был удостоен шпаги от московского дворянства и членства в Английском клубе. Третьим почетным гражданином довелось стать американскому гражданину, чиновнику морского ведомства США Г. В. Фоксу, прибывшему в город с иностранной делегацией в апреле 1866 года. Его заслуги перед Москвой более чем сомнительны, так что в данном случае дарование звания носило скорее дипломатический характер. Дальше следовала череда присвоений тем россиянам, которые, несомненно, сделали для Москвы немало – князю В. А. Долгорукову в 1875 году, хирургу Н. И. Пирогову в 1881 году, Б. Н. Чичерину в 1883 году, П. М. Третьякову в 1896 году, благотворителям В.А. и А. А. Бахрушиным в 1900 году, князю В. М. Голицыну в 1905 году. Звание почетного гражданина Москвы на закате старой России, в 1916 году, даровали послу Дж. Бьюкенену «в ознаменование дружеских симпатий к великой и славной Британской нации и в дань глубокого почтения к гостю, отдавшему все силы делу сближения русского и английского народов».
В советских книгах выборные органы дореволюционной Москвы было принято ругать. Ее называли «хронически болтливой и бездеятельной». Как водится, городская дума имела многие грешки – гласные часто отвлекались на возвышенные и абстрактные темы, а насущные вопросы городского хозяйства в комиссиях решались десятилетиями.
«Что сделала городская дума за 1911 год? Куплена Ноевская дача для летних прогулок москвичей. Под влиянием холерной эпидемии начаты серьезные работы по оздоровлению Хитрова рынка… Издано правило, чтобы дамы, садясь в трамвай, надевали безопасные наконечники на свои шляпные булавки». Подобные решения с высоты наших дней кажутся мелочными, но за пятьдесят лет, с пореформенной эпохи до Мировой войны, московское самоуправление проделало внушительный путь. Небо и земля, как принято говорить.
Кроме того, окрепшие в баталиях москвичи основательно подготовились для отстаивания своих интересов в стенах Государственной думы. Тогда точно так же метались между реакцией и революцией, ждали «молодой шпаны» из представителей следующего поколения и наступали на грабли. В начале XX века наступление эры конституционной монархии в России многим казалось чудом; первое непоротое (что очень важно) поколение, воспитанное в университетах, земствах и «чернильных» учреждениях, готовилось броситься в политические споры. «Мы делали глупости, мы ошибались. Мы забывали об извечных недостатках человеческого общества, мы все беды взваливали на самодержавие, а об его исторических заслугах совершенно забывали… Но цели, которые мы себе ставили, были правильно намечены. Если бы Россия вовремя получила народное представительство и социальные реформы, не только Россия, но и вся Европа не пережили трагедии – свидетелями и жертвами которой мы стали…» – писала впоследствии Ариадна Тыркова-Вильямс.
В стенах первого парламента сошлись крестьяне и казаки, дворяне и профессора, жители Прибалтики, Закавказья и Средней Азии, наглядно представлявшие сложное устройство той, ушедшей России. А. А. Кизеветтер писал: «Один больной генерал велел на носилках нести себя к урне, чтобы подать свой бюллетень. Была такая сцена. Приходит в вестибюль городской думы пожилой господин. Кучка подростков бросается к нему, предлагая партийные бюллетени. «Да неужто вы думаете, – говорит он, – что у меня еще не приготовлен свой бюллетень? Ведь я всю жизнь мечтал об этом дне, мечтал дожить до него». Таково было настроение многих».