Читаем Москва в эпоху реформ. От отмены крепостного права до Первой мировой войны полностью

В ведении думы находился вопрос поощрения наиболее уважаемых горожан. С 1866 по 1917 год звание почетного гражданина города Москвы получили всего 12 человек! Видно, что звучным поощрением не разбрасывались и берегли его для особых случаев. Первым звание почетного гражданина получает князь А. А. Щербатов, городской голова в 1863–1869 годах. Он содействовал открытию Второй Градской больницы, учреждению специальных именных стипендий в Московском университете. Следующим почетным гражданином стал Осип Комиссаров, крестьянин Костромской губернии, спасший Александра II от каракозовского выстрела. Кроме того, Комиссаров за свой подвиг был удостоен шпаги от московского дворянства и членства в Английском клубе. Третьим почетным гражданином довелось стать американскому гражданину, чиновнику морского ведомства США Г. В. Фоксу, прибывшему в город с иностранной делегацией в апреле 1866 года. Его заслуги перед Москвой более чем сомнительны, так что в данном случае дарование звания носило скорее дипломатический характер. Дальше следовала череда присвоений тем россиянам, которые, несомненно, сделали для Москвы немало – князю В. А. Долгорукову в 1875 году, хирургу Н. И. Пирогову в 1881 году, Б. Н. Чичерину в 1883 году, П. М. Третьякову в 1896 году, благотворителям В.А. и А. А. Бахрушиным в 1900 году, князю В. М. Голицыну в 1905 году. Звание почетного гражданина Москвы на закате старой России, в 1916 году, даровали послу Дж. Бьюкенену «в ознаменование дружеских симпатий к великой и славной Британской нации и в дань глубокого почтения к гостю, отдавшему все силы делу сближения русского и английского народов».

В советских книгах выборные органы дореволюционной Москвы было принято ругать. Ее называли «хронически болтливой и бездеятельной». Как водится, городская дума имела многие грешки – гласные часто отвлекались на возвышенные и абстрактные темы, а насущные вопросы городского хозяйства в комиссиях решались десятилетиями.

«Что сделала городская дума за 1911 год? Куплена Ноевская дача для летних прогулок москвичей. Под влиянием холерной эпидемии начаты серьезные работы по оздоровлению Хитрова рынка… Издано правило, чтобы дамы, садясь в трамвай, надевали безопасные наконечники на свои шляпные булавки». Подобные решения с высоты наших дней кажутся мелочными, но за пятьдесят лет, с пореформенной эпохи до Мировой войны, московское самоуправление проделало внушительный путь. Небо и земля, как принято говорить.

Кроме того, окрепшие в баталиях москвичи основательно подготовились для отстаивания своих интересов в стенах Государственной думы. Тогда точно так же метались между реакцией и революцией, ждали «молодой шпаны» из представителей следующего поколения и наступали на грабли. В начале XX века наступление эры конституционной монархии в России многим казалось чудом; первое непоротое (что очень важно) поколение, воспитанное в университетах, земствах и «чернильных» учреждениях, готовилось броситься в политические споры. «Мы делали глупости, мы ошибались. Мы забывали об извечных недостатках человеческого общества, мы все беды взваливали на самодержавие, а об его исторических заслугах совершенно забывали… Но цели, которые мы себе ставили, были правильно намечены. Если бы Россия вовремя получила народное представительство и социальные реформы, не только Россия, но и вся Европа не пережили трагедии – свидетелями и жертвами которой мы стали…» – писала впоследствии Ариадна Тыркова-Вильямс.

В стенах первого парламента сошлись крестьяне и казаки, дворяне и профессора, жители Прибалтики, Закавказья и Средней Азии, наглядно представлявшие сложное устройство той, ушедшей России. А. А. Кизеветтер писал: «Один больной генерал велел на носилках нести себя к урне, чтобы подать свой бюллетень. Была такая сцена. Приходит в вестибюль городской думы пожилой господин. Кучка подростков бросается к нему, предлагая партийные бюллетени. «Да неужто вы думаете, – говорит он, – что у меня еще не приготовлен свой бюллетень? Ведь я всю жизнь мечтал об этом дне, мечтал дожить до него». Таково было настроение многих».

Перейти на страницу:

Все книги серии Путешественники во времени

Частная жизнь Тюдоров. Секреты венценосной семьи
Частная жизнь Тюдоров. Секреты венценосной семьи

Тюдоры — одна из самых знаменитых династий, правящих в Англии. Они управляли страной почти сто лет, и за это время жизнь Англии была богата на события: там наблюдались расцвет культуры и экономики, становление абсолютизма, религиозные реформы и репрессии против протестантов, война. Ответственность за все это лежит на правителях страны, и подданные королевства свято верили королям. А они были просто людьми, которые ошибались, делали что-то ради себя, любили не тех людей и соперничали друг с другом. Эти и многие другие истории легли в основу нескольких фильмов и сериалов.Из этой книги вы узнаете ранее не известные секреты этой семьи. Как они жили, чем занимались в свободное время, о чем мечтали и чем руководствовались при принятии нелогичных решений.Окунитесь в захватывающий мир средневековой Англии с ее бытом, обычаями и традициями!

Трейси Борман

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Педагогика / Образование и наука
Средневековая Англия. Гид путешественника во времени
Средневековая Англия. Гид путешественника во времени

Представьте, что машина времени перенесла вас в четырнадцатый век…Что вы видите? Как одеваетесь? Как зарабатываете на жизнь? Сколько вам платят? Что вы едите? Где живете?Автор книг, доктор исторических наук Ян Мортимер, раз и навсегда изменит ваш взгляд на средневековую Англию, показав, что историю можно изучить, окунувшись в нее и увидев все своими глазами.Ежедневные хроники, письма, счета домашних хозяйств и стихи откроют для вас мир прошлого и ответят на вопросы, которые обычно игнорируются историками-традиционалистами. Вы узнаете, как приветствовать людей на улице, что использовалось в качестве туалетной бумаги, почему врач может попробовать вашу кровь на вкус и как не заразиться проказой.

А. В. Захаров , Ян Мортимер

Культурология / История / Путеводители, карты, атласы / Образование и наука

Похожие книги

Медвежатник
Медвежатник

Алая роза и записка с пожеланием удачного сыска — вот и все, что извлекают из очередного взломанного сейфа московские сыщики. Медвежатник дерзок, изобретателен и неуловим. Генерал Аристов — сам сыщик от бога — пустил по его следу своих лучших агентов. Но взломщик легко уходит из хитроумных ловушек и продолжает «щелкать» сейфы как орешки. Наконец удача улабнулась сыщикам: арестована и помещена в тюрьму возлюбленная и сообщница медвежатника. Генерал понимает, что в конце концов тюрьма — это огромный сейф. Вот здесь и будут ждать взломщика его люди.

Евгений Евгеньевич Сухов , Евгений Николаевич Кукаркин , Евгений Сухов , Елена Михайловна Шевченко , Мария Станиславовна Пастухова , Николай Николаевич Шпанов

Приключения / Боевик / Детективы / Классический детектив / Криминальный детектив / История / Боевики
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное