Читаем Москва в эпоху реформ. От отмены крепостного права до Первой мировой войны полностью

Встречались на Хитровке и «подшибалы», спившиеся, когда-то бывшие дельными рабочие, подрабатывавшие посменно в некоторых типографиях. «Многие мелкие типографии даже жили подшибалами, но и крупные иногда не брезговали пользоваться их дешевым трудом. Богатая типография Левенсона, находившаяся до пожара в собственном огромнейшем доме на Петровке, была всегда переполнена подшибалами. Лучшие из них получали 50 копеек в день, причем эти деньги им платились в два раза: 30 копеек в полдень, а вечером остальные 20, чтобы не запили днем. Расходовались эти деньги подшибалами так: 8 копеек сотка водки, 3 – хлеб, 10 – в «пырку», так звались харчевни, где за пятак наливали чашку щей и на 4 копейки или каши с постным маслом, или тушеной картошки; иные ухитрялись еще из этого отрывать на махорку. Вечером меню было более сокращенным, из которого пятак оставлялся на ночлег в доме Ярошенко на Хитровом рынке, где в двух квартирах ютились специально подшибалы».

Пестрое московское дно засасывало людей поистине необычных. Так, в 1912 году в одной из ночлежек обнаружился темнокожий. «Среди обитателей Хитрова рынка на этих днях появился новый крайне оригинальный ночлежник, еще не бывалый на памяти старожилов… Новый обитатель дна – уже немолодой негр. «Черный человек», как его прозвали на дне, пользуется симпатиями босяков. Откуда явился негр, никому не известно, говорит он по-русски очень плохо, но русскую водку пьет колоссальными количествами. Зарабатывает негр плетением различных корзиночек, рогожных мешочков и т. п., а также исполнением перед хитрованцами какого-то неимоверно-бурного и дикого танца, который приводит ночлежников в неподдельный восторг».

Что держало в Москве десятки тысяч невостребованных рабочих? Жгучая нищета, беспросветность существования, отсутствие перспектив и стабильности. Иной и рад был отправиться на Волгу, в Питер, на юг, к морю, но и там умножал бы армию безработных. «Я московский, сорок сороков, кобыла без подков, Хитровка, Петровка, пустая бадья, хитровский я! Чем держусь, ни прежде не ведал, ни теперь не узнал. Думаю, только Москвой и держусь. Москва крепка, Москва сила, Москва сердцу мила»[245]

.

Кое-кто находил в описании трущоб своеобразную поэзию. «Зарозовеют в тумане многоцветные купола Василия Блаженного; помолодеет на короткий миг покрытый мохом Никола на Курьих ножках; заиграет солнце на вышках кремлевских башен… А на другом конце города, – велика, широка Москва, всё вместит, всё объемлет, – за другими оградами, рогатками и заставами, от хмельного тяжелого, бредового сна и проснется на жестких нарах по-иному жуткий, темный и преступный мир, тот самый Хитров рынок, который никем не воспет, хотя и весьма прославлен…» – с восхищением и ностальгией вспоминал Дон-Аминадо в сборнике 1954 года «Поезд на третьем пути».

Завсегдатаи трущоб очень тонко реагировали на изменение политического лексикона. Вот что говорит о хитровских настроениях фундаментальное издание «Москва в ее прошлом и настоящем»: «По словам аборигенов, теперь на Хитровке стало строже и нет прежнего простора, а когда-то это был идейный и деловой центр для темного люда всей России… В наше время, по словам хитровских старожилов, Хитровка безусловно переживает полосу упадка, и хитровские интеллигенты объясняют это «результатом реакции, давящей страну…» Шел год 1912-й.

В 1900–1910 годы московские гласные неоднократно возвращались к обсуждению проблем Хитрова рынка. «К сожалению, Хитров рынок имеет также значение рынка труда, так как к нему стекаются все чернорабочие, местные и иногородние, в поисках работы. Этот материально необеспеченный и малоустойчивый элемент быстро подпадает под влияние коренных хитровских обывателей… О санитарном состоянии помещений Хитрова рынка можно судить по тому, что в момент переписи 120 ночлежных квартир этого рынка, нормально рассчитанных на 2 500 мест, в них обнаружено было 4928 ночлежников…» Предлагалось запретить содержание ночлежных домов внутри Садового кольца, ужесточить санитарные требования к владельцам частных помещений. Но гласные прекрасно понимали, что такие меры только усугубят проблемы – преступность уйдет в пригороды. Существование Хитровки было своеобразным «общественным договором» – город «выделил» несколько кварталов под криминальный район, зато полиция понимала, где искать всех мало-мальски важных преступников.

Последний предреволюционный рассвет Хитровки пришелся на годы Первой мировой войны. 22 августа 1914 года власти объявляют «сухой закон». Россия вынужденно начинает трезвую жизнь. Сначала декларировалось, что продажа спирта воспрещается до окончания военного времени. Озверевшие толпы в конце лета разгромили десятки питейных заведений. Власть пошла на попятную и разрешила подавать алкоголь в ресторанах первого разряда.

Перейти на страницу:

Все книги серии Путешественники во времени

Частная жизнь Тюдоров. Секреты венценосной семьи
Частная жизнь Тюдоров. Секреты венценосной семьи

Тюдоры — одна из самых знаменитых династий, правящих в Англии. Они управляли страной почти сто лет, и за это время жизнь Англии была богата на события: там наблюдались расцвет культуры и экономики, становление абсолютизма, религиозные реформы и репрессии против протестантов, война. Ответственность за все это лежит на правителях страны, и подданные королевства свято верили королям. А они были просто людьми, которые ошибались, делали что-то ради себя, любили не тех людей и соперничали друг с другом. Эти и многие другие истории легли в основу нескольких фильмов и сериалов.Из этой книги вы узнаете ранее не известные секреты этой семьи. Как они жили, чем занимались в свободное время, о чем мечтали и чем руководствовались при принятии нелогичных решений.Окунитесь в захватывающий мир средневековой Англии с ее бытом, обычаями и традициями!

Трейси Борман

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Педагогика / Образование и наука
Средневековая Англия. Гид путешественника во времени
Средневековая Англия. Гид путешественника во времени

Представьте, что машина времени перенесла вас в четырнадцатый век…Что вы видите? Как одеваетесь? Как зарабатываете на жизнь? Сколько вам платят? Что вы едите? Где живете?Автор книг, доктор исторических наук Ян Мортимер, раз и навсегда изменит ваш взгляд на средневековую Англию, показав, что историю можно изучить, окунувшись в нее и увидев все своими глазами.Ежедневные хроники, письма, счета домашних хозяйств и стихи откроют для вас мир прошлого и ответят на вопросы, которые обычно игнорируются историками-традиционалистами. Вы узнаете, как приветствовать людей на улице, что использовалось в качестве туалетной бумаги, почему врач может попробовать вашу кровь на вкус и как не заразиться проказой.

А. В. Захаров , Ян Мортимер

Культурология / История / Путеводители, карты, атласы / Образование и наука

Похожие книги

Медвежатник
Медвежатник

Алая роза и записка с пожеланием удачного сыска — вот и все, что извлекают из очередного взломанного сейфа московские сыщики. Медвежатник дерзок, изобретателен и неуловим. Генерал Аристов — сам сыщик от бога — пустил по его следу своих лучших агентов. Но взломщик легко уходит из хитроумных ловушек и продолжает «щелкать» сейфы как орешки. Наконец удача улабнулась сыщикам: арестована и помещена в тюрьму возлюбленная и сообщница медвежатника. Генерал понимает, что в конце концов тюрьма — это огромный сейф. Вот здесь и будут ждать взломщика его люди.

Евгений Евгеньевич Сухов , Евгений Николаевич Кукаркин , Евгений Сухов , Елена Михайловна Шевченко , Мария Станиславовна Пастухова , Николай Николаевич Шпанов

Приключения / Боевик / Детективы / Классический детектив / Криминальный детектив / История / Боевики
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное