Встречались на Хитровке и «подшибалы», спившиеся, когда-то бывшие дельными рабочие, подрабатывавшие посменно в некоторых типографиях. «Многие мелкие типографии даже жили подшибалами, но и крупные иногда не брезговали пользоваться их дешевым трудом. Богатая типография Левенсона, находившаяся до пожара в собственном огромнейшем доме на Петровке, была всегда переполнена подшибалами. Лучшие из них получали 50 копеек в день, причем эти деньги им платились в два раза: 30 копеек в полдень, а вечером остальные 20, чтобы не запили днем. Расходовались эти деньги подшибалами так: 8 копеек сотка водки, 3 – хлеб, 10 – в «пырку», так звались харчевни, где за пятак наливали чашку щей и на 4 копейки или каши с постным маслом, или тушеной картошки; иные ухитрялись еще из этого отрывать на махорку. Вечером меню было более сокращенным, из которого пятак оставлялся на ночлег в доме Ярошенко на Хитровом рынке, где в двух квартирах ютились специально подшибалы».
Пестрое московское дно засасывало людей поистине необычных. Так, в 1912 году в одной из ночлежек обнаружился темнокожий. «Среди обитателей Хитрова рынка на этих днях появился новый крайне оригинальный ночлежник, еще не бывалый на памяти старожилов… Новый обитатель дна – уже немолодой негр. «Черный человек», как его прозвали на дне, пользуется симпатиями босяков. Откуда явился негр, никому не известно, говорит он по-русски очень плохо, но русскую водку пьет колоссальными количествами. Зарабатывает негр плетением различных корзиночек, рогожных мешочков и т. п., а также исполнением перед хитрованцами какого-то неимоверно-бурного и дикого танца, который приводит ночлежников в неподдельный восторг».
Что держало в Москве десятки тысяч невостребованных рабочих? Жгучая нищета, беспросветность существования, отсутствие перспектив и стабильности. Иной и рад был отправиться на Волгу, в Питер, на юг, к морю, но и там умножал бы армию безработных. «Я московский, сорок сороков, кобыла без подков, Хитровка, Петровка, пустая бадья, хитровский я! Чем держусь, ни прежде не ведал, ни теперь не узнал. Думаю, только Москвой и держусь. Москва крепка, Москва сила, Москва сердцу мила»[245]
.Кое-кто находил в описании трущоб своеобразную поэзию. «Зарозовеют в тумане многоцветные купола Василия Блаженного; помолодеет на короткий миг покрытый мохом Никола на Курьих ножках; заиграет солнце на вышках кремлевских башен… А на другом конце города, – велика, широка Москва, всё вместит, всё объемлет, – за другими оградами, рогатками и заставами, от хмельного тяжелого, бредового сна и проснется на жестких нарах по-иному жуткий, темный и преступный мир, тот самый Хитров рынок, который никем не воспет, хотя и весьма прославлен…» – с восхищением и ностальгией вспоминал Дон-Аминадо в сборнике 1954 года «Поезд на третьем пути».
Завсегдатаи трущоб очень тонко реагировали на изменение политического лексикона. Вот что говорит о хитровских настроениях фундаментальное издание «Москва в ее прошлом и настоящем»: «По словам аборигенов, теперь на Хитровке стало строже и нет прежнего простора, а когда-то это был идейный и деловой центр для темного люда всей России… В наше время, по словам хитровских старожилов, Хитровка безусловно переживает полосу упадка, и хитровские интеллигенты объясняют это «результатом реакции, давящей страну…» Шел год 1912-й.
В 1900–1910 годы московские гласные неоднократно возвращались к обсуждению проблем Хитрова рынка. «К сожалению, Хитров рынок имеет также значение рынка труда, так как к нему стекаются все чернорабочие, местные и иногородние, в поисках работы. Этот материально необеспеченный и малоустойчивый элемент быстро подпадает под влияние коренных хитровских обывателей… О санитарном состоянии помещений Хитрова рынка можно судить по тому, что в момент переписи 120 ночлежных квартир этого рынка, нормально рассчитанных на 2 500 мест, в них обнаружено было 4928 ночлежников…» Предлагалось запретить содержание ночлежных домов внутри Садового кольца, ужесточить санитарные требования к владельцам частных помещений. Но гласные прекрасно понимали, что такие меры только усугубят проблемы – преступность уйдет в пригороды. Существование Хитровки было своеобразным «общественным договором» – город «выделил» несколько кварталов под криминальный район, зато полиция понимала, где искать всех мало-мальски важных преступников.
Последний предреволюционный рассвет Хитровки пришелся на годы Первой мировой войны. 22 августа 1914 года власти объявляют «сухой закон». Россия вынужденно начинает трезвую жизнь. Сначала декларировалось, что продажа спирта воспрещается до окончания военного времени. Озверевшие толпы в конце лета разгромили десятки питейных заведений. Власть пошла на попятную и разрешила подавать алкоголь в ресторанах первого разряда.