Зингшпилю, как казалось, этого вовсе не требовалось. Он развивался в совершенно иных условиях, чем опера в Италии или Франции, и, несмотря на протекцию императора, ориентировался в основном на бюргерскую, третьесословную среду. Высочайшие стандарты исполнительского и композиторского профессионализма, которые сформировались в серьезных оперных жанрах в итальянской и французской традициях (в рамках аристократической культуры), пусть и косвенно, постоянно оказывали влияние на жанры комические. С зингшпилем дело обстояло иначе. Несмотря на внимание к нему ряда немецких дворов, в целом господствовало стремление создать «народное» ис-
а Письмо от 26 сентября 1781 г. —
Ь
с Айз СоеШез «ИаПетвсЬег Кеве», Кот, NоVетЪе^ 1787, т:
оо
ел
ел кусство, уловить некий немецкий «дух» (
Что же, собственно, вышло из-под моцартовского пера? Сохранилось несколько писем Вольфганга к отцу, где он описывает разные этапы работы над оперой, обсуждает проблемы и даже — случай для него очень редкий — формулирует некоторые положения собственной оперной эстетики. Чаще всего цитируют фрагмент из письма от 13 октября 1781 года: «В опере, безусловно, поэзия должна быть послушной дочерью музыки. Почему везде так нравятся итальянские комические оперы, при всем убожестве того, что касается либретто? [...] Потому что там целиком властвует музыка, и об остальном никто и не задумывается»2
. Обычно этот отрывок дает повод к рассуждениям о принципиальной разнице в подходах Моцарта и Глюка, хотя в действительности такая постановка вопроса сильно упрощает проблему. Хотя бы уже потому, что Глюк, заявляя в предисловии к «Альцесте» о стремлении «возвратить музыку к ее истинной цели — придавать выразительность поэзии и усиливать драматические ситуации»ь, ведет речь о «благородном зрелище» серьезной оперы, а совсем не об «итальянских комических операх», на которые ссылается Моцарт. Если вспомнить, какие высокие требования сам Моцарт предъявлял к поэзии в серьезной опере еще в 1778 году в Париже, придирчиво выбирая либретто, станет ясно, что различие жанров не могло не повлиять на суждения обоих авторов. Кроме того, опера зепа к моменту, когда о ней заводит речь Глюк, — это аристократическое, рафинированное и богатое традициями искусство, тогда как итальянская буффонная опера к началу 1780-х оставалась жанром в первую очередь публичногородским и только собирала силы для решительного рывка «наверх», ну а зинг-шпиль вообще делал лишь свои первые шаги.Да и в целом, весь этот пассаж в письме возник как ответ на критику Леопольда, высказанную в адрес текста Бретцнера—Штефани, как стремление оправдаться в ответ на упрек (позднее часто повторяемый — в том числе и Рихардом Вагнером), что Моцарт якобы проявляет досадную неразборчивость по отношению к качеству текста, за который взялся. Глюк отмечал, что его «намерения удивительным образом совпали с либретто»2
, Моцарт же вынужден согласиться: «Что касается того, как Штефани делает свою работу, то Вы, конечно, правы [...] Я хорошо понимаю, что стихи тут не из лучших»11. Он, может быть, тоже был бы рад «придавать выразительность» хорошей поэзии, но в руках у него оказалась поэзия посредственная.Поэтому вопрос, который здесь в действительности возникает: можно ли написать хорошую
а Письмо от 13 октября 1781 г. —
Ь См. Посвящение к опере «Альиеста». Цит. по:
М., 2006. С. 330.
с Там же. С. 331.