Моцарт и Сальери. Кампания по борьбе с отступлениями от исторической правды и литературные нравы эпохи Андропова

Мы знаем И. Зильберштейна как литератора старого поколения, которому должны быть присущи определенная культура общения и этика в споре. Эта статья, писанная пером, обмекнутым в желчь, похожа на пасквиль. Ее тон и стиль еще как-то можно было бы себе представить у начинающего, бойкого и напористого литератора, но их трудно связать с именем серьезного, вдумчивого исследователя.

Мне бы хотелось, чтобы те, кто занимался публикацией этой статьи, прочли мое письмо, видя в моем лице человека, не причастного к литературе, но здравомыслящего читателя, не привыкшего верить необоснованной брани.

С уважением,

С. К., инженер

Ленинград

Полное имя и отчество указаны на почтовом конверте; попытки установить фамилию автора по обратному адресу (его необходимо было указать, чтобы письмо не сочли анонимным) оказались безуспешными в силу действующего законодательства о так называемых персональных данных.

44. Письмо Н. М. Слепаковой (Ленинград) в редакцию «Литературной газеты» на имя С. Селивановой, 26 января 1984

Уважаемая тов. Селиванова!

Я никоим образом не хочу вмешиваться в полемику И. Зильберштейна с Н. Эйдельманом по сути. Но Зильберштейн озаглавил свою статью – «Подмена сути!», и это дает мне право напомнить автору и редакции, что по сути-то в таком тоне не разговаривают.

Диковинен по нынешним временам стиль критики Зильберштейна.

Здесь есть и прямая ложь – будто бы в «одной из московских газет» Эйдельман опубликовал свой материал без ссылки на первооткрывателя; будто бы интереснейшее и серьезнейшее исследование Эйдельмана «Грань веков» является «описанием интимной жизни исторических лиц, прежде всего особ императорской фамилии»… Такие утверждения, увы, основаны на глубочайшем презрении Зильберштейна к читателям, которые, по его мнению, в невежестве своем историко-литературоведческих книг не читают. (Парадоксально то, что обвинения Зильберштейна, вероятно, послужат рекламой для многих подлинных невежд, которые кинутся к книгам Эйдельмана в поисках «клубнички».)

Здесь есть и откровенное ханжество. Обвинив Эйдельмана в «пристрастии ко всякого рода скабрезностям», Зильберштейн горделиво противопоставляет ему собственное целомудрие, похваляясь тем, что в свое время воспрепятствовал опубликованию писем Екатерины II к Потемкину, которые, якобы, «не имели никакого отношения ни к литературе, ни к истории и отличались изрядным количеством интимных подробностей». Но, во-первых, так ли это? Мы об этом из‐за Зильберштейна судить не можем. А во-вторых, разве процесс познания истории остановился на Зильберштейне? Разве нельзя предположить, что эти письма в дальнейшем понадобятся исследователям и литературы, и истории? Наконец, можно ли похваляться отрицательным деянием – исторического документа? Позиция не ученого, а настоятельницы женского монастыря…

Встречаются здесь и вовсе не относящиеся к делу попытки скомпрометировать оппонента. Чего стоит мельком брошенный намек, что начинал Эйдельман с повести о доисторическом человеке? Расшифровывается он, видимо, так: глядите, ничем не брезговал! Но далеко не каждый литератор сразу находит свою тему, свою «специальность» (возможно, эти метания дебютантов знакомы и Зильберштейну?). А многие писатели и вовсе не с литературы начинали: были среди них и чиновники, и бурлаки, и фельетонисты – куда как компрометантно!

Присутствует здесь и старинный – но, стало быть, не устарелый! – метод подмены личности автора личностью его персонажа. Ведь это вовсе не Н. Эйдельман, а его персонаж, А. Ф. Закревская, повествует в книге «Большой Жанно» о пикантной встрече пушкинских пассий возле его гроба. Это характеризует ее самоё и ее эпоху, но никак не Эйдельмана, которому инкриминируется приверженность к «интимностям»…

Все это заставляет предположить, что И. Зильберштейн в своей критике далек от объективности и использует страницы «Литературной газеты» для недоброжелательных выпадов против Н. Эйдельмана. Сама его стилистика, его наставнический, не подлежащий обжалованию тон свидетельствуют об этом: «Ничего путного не получилось из замысла… Явной неудачей книгу „Большой Жанно“…» и т. п.

В связи с этим меня очень удивляет позиция «Литературной газеты», поручившей критику книги Эйдельмана его заведомому недоброжелателю, «подменившему суть» полемики брюзгливым менторством и поиском компрометантных деталей; обидно за газету, допустившую на своих страницах статью такого тона.

С уважением,

член Союза писателей Н. Слепакова

26 января 1984 г.