Мозаика Парсифаля

– Для него не существует реальности в общепринятом значении этого понятия. Он фильтрует все свои впечатления, допуская к себе только то, что он хочет видеть и слышать. Это его реальность. И для него она более реальна, чем весь его прежний опыт. Это происходит потому, что Мэттиас имеет дело со своим собственным воображением, которое служит мощной защитой. У него больше ничего не осталось, кроме воспоминаний.

Президент Беркуист не только яркий рассказчик, он, оказывается, умеет и слушать, подумал Майкл.

– Возможно ли остановить процесс разрушения? – спросил Хейвелок.

– Нет, – ответил второй психиатр. – Дегенерировали клеточные структуры. Процесс необратим.

– Он слишком стар, – сказал тот, что помоложе.

– Я хочу повидать его. Это не займет много времени.

– Мы уже формально заявили о нашем несогласии, – произнес третий врач. – Но президент решил не принимать наш протест во внимание. Поймите нас. Мы работаем здесь в невыносимых условиях. Состояние пациента непрерывно ухудшается – никто не может предсказать, насколько быстро процесс пойдет в дальнейшем. Чтобы добиться нужных результатов, его приходится одновременно искусственно подавлять и в то же время стимулировать. Интенсивная или продолжительная психическая травма может отбросить нас назад, на много дней. А у нас нет времени, мистер Хейвелок.

– Я быстро. Десять минут.

– Пусть это будет пять. Пожалуйста.

– Хорошо. Пять минут.

– Я вас провожу, – предложил молодой психиатр. – Он там, где вы его застали прошлой ночью. В саду.

Доктор в белом халате подвел Майкла к армейскому джипу, стоявшему за углом кирпичного здания.

– Вы, наверное, чуть живы от их объяснений, – сказал он. – Не обижайтесь, эти люди одни из лучших в стране и ничуть не преувеличивают. Все это место можно назвать «Тщетность-сити».

– Тщетность чего?

– Результаты приходят слишком поздно. Мы все время бежим вдогонку.

– За чем?

– За тем, что он успел натворить.

Машина тронулась.

– Понимаю. Но вы и сами, наверное, не из последних в психиатрии, – продолжил разговор Хейвелок, поглядывая по сторонам.

– Я опубликовал несколько статей, хорошо обрабатываю статистический материал, но за этими ребятами я готов таскать их чемоданы.

– Где они вас отыскали?

– Я работал у Меннингера с доктором Шраммом – с тем, который настаивал на пяти минутах. Он лучший в стране нейропсихиатр. Я помогал ему по технической части – сканеры мозга, электроспектрографы и прочие подобные штуки. И сейчас продолжаю это занятие.

– Здесь, наверное, приборов достаточно?

– Средств не жалели.

– Я все же одного не могу понять, – заметил Майкл, в очередной раз обратив внимание на фасады несуществующих зданий, гипсовые модели и увеличенные фотографии различной формы, расставленные на ухоженных лужайках, – ведь все эти муляжи, напоминающие декорации из фильма ужасов, – их кто-то же строил? И каким образом удалось убедить строителей сохранить тайну? Слухи должны были витать над всем югом Джорджии.

– Если и так, то не по их вине. Я имею в виду строителей.

– Каким же образом им заткнули рот?

– Они сейчас далеко. Во многих сотнях миль отсюда, ведут полдюжины других строек.

– Как это?

– Вы уже сами сказали как, – ухмыльнулся юный доктор. – Кино. Весь комплекс был построен канадской компанией, которая полагала, что ее нанял прижимистый кинопродюсер с Западного побережья. Они начали сооружать декорации через сутки после того, как Инженерный корпус закончил строительство ограды и переделал существующие здания для наших целей.

– А как же геликоптеры, которые прилетают сюда из Саванны?

– Они летают по строго установленному маршруту и садятся в специально установленном месте у ограды; пилоты ничего не видят. В любом случае, кроме президентской и еще пары машин, все вертолеты относятся к ведомству военного Квартирмейстера. Летчики считают, что снабжают команду, ведущую океанические исследования, и у них нет оснований думать иначе.

– А обслуживающий персонал?

– Мы – врачи. Несколько техников – мастеров на все руки, несколько человек прислуги, охранники и взвод солдат с пятью офицерами. Они все из армии, даже экипаж патрульного катера.

– Что им сказали?

– По самому минимуму. Не считая нас, чуть больше остальных знают техники и прислуга. Но их просвечивали так, будто собирались засылать в Москву. Ну, охранники, конечно. Ну, об этом вы сами знаете. Похоже, что вы с ними познакомились.

– С одним – точно. – Джип, поднимая клубы пыли, катил по разбитой грунтовой дороге. – Я не могу понять присутствие армии. Неужели и они молчат?

– Начнем с того, что их никуда не выпускают за пределы острова, впрочем, как и нас, честно говоря, таково официальное распоряжение. Но даже если бы это было и не так, об офицерах беспокоиться нечего. Они все из пентагоновской элиты и каждый видит себя в будущем председателем Объединенного комитета начальников штабов. Они не проболтаются. Молчание – гарантия их продвижения по службе.

– А рядовые? Они же должны пыхтеть как паровой котел.