Но история Черил не закончилась на этом. Она была так впечатлена своим выздоровлением, что решила вернуться к учебе и стать профессионалом по реабилитации. Она прошла стажировку в лаборатории Бах-и-Риты и стала обучать людей пользоваться тем устройством, которое помогло ей. Но она не могла и представить, кто окажется ее первым пациентом. Вскоре после выздоровления Черил я получил ужасную новость в электронном письме от Пола. Его мучил кашель, и, хотя он никогда не курил, у него диагностировали рак легких с метастазами в мозге. Он прошел курс цисплатиновой химиотерапии; рак отступил, и он смог вернуться к работе. Но химиотерапия практически лишила его способности поддерживать равновесие, так же как антибиотик уничтожил чувство равновесия у Черил. Черил пришлось обучать Пола пользоваться устройством, которое он помогал изобрести. Пол вернул себе способность поддерживать равновесие и снова вернулся к работе. Но в декабре 2005 года он написал мне, что «рак вернулся… у меня осталось совсем мало сил». Он продолжал работать до самой смерти и умер в ноябре 2006 года, примерно за год до того, как концепция нейронной пластичности наконец получила широкое признание.
Мертвая ткань, шумная ткань и новые мысли об устройстве.
Одной из последних опубликованных работ Пола была статья под названием «Можно ли восстановить функцию с двумя процентами сохранного нейронного субстрата?»[255]
В ней он привел обзор результатов собственной работы, а также литературы по схожей тематике с данными о людях и животных, и обнаружил интересное совпадение. У его отца, Педро, было повреждено 97 % нервов, шедших от коры полушарий через ствол мозга в спинной мозг. Медицинское обследование показало, что Черил утратила 97,5 % клеток в вестибулярных ядрах. Свидетельства из других источников также показывали, что можно восстановить утраченные функции, опираясь лишь на два процента сохранившейся нервной ткани. Теория Пола заключалась в том, что реабилитация «выявила ранее существовавшие связи, которые до травмы не принимали активного участия в осуществлении утраченной функции». Такое «выявление» равнозначно нейропластической перестройке.Но Пол, Юрий и другие члены команды считали, что трудности с равновесием у Черил начались не только из-за утраты функционирующей нервной ткани, но и из-за того, что ее вестибулярная система стала очень «шумной»: поврежденные нейроны испускали дезорганизованные, случайные сигналы, мешавшие остаткам здоровой ткани получать нужную информацию от рецепторов. Устройство для тренировки поддержания равновесия, которое давало Черил более точную информацию о ее положении в пространстве, помогало здоровым нейронам отличить сигнал от шума. Со временем ее мозг нейропластически укрепил сети, обрабатывавшие целевые сигналы, что привело к закреплению эффекта.
Как я писал в третьей главе, эффект «шумного» мозга с плохим соотношением сигнал/шум возникает при разнообразных травмах и расстройствах, когда сохранившиеся, но поврежденные нейроны не «умолкают», а продолжают испускать хаотичные электрические сигналы случайной амплитуды и частоты. В мозге эти искаженные сигналы нарушают работу здоровых нейронов, которым они передают бессмысленный поток информации, если только мозг не сможет отключить поврежденные нейроны. Говоря техническим языком, Черил имела плохое соотношение сигнал/шум. Это значит, что недостаточно четкие сигналы в ее нейронных сетях не распознавались из-за фонового шума других сигналов. Шумный мозг не может нормально выполнять свои функции и вскоре прекращает это делать. Так формируется выученная беспомощность.
Когда Черил попросили описать, как она воспринимала происходящее в ее мозге до и после использования устройства, она сказала: «У меня постоянно шумело в голове, но это был не тот шум, который я могла слышать, а скорее ощущение шума. Если бы вы могли слышать чувство смятения и замешательства, это было бы похоже. А мой мозг действительно находился в замешательстве, поскольку не знал, что ему делать. Я была полностью поглощена попытками встать, держаться прямо и дойти от точки А до точки Б. Это все равно что оказаться в помещении, где миллион человек говорят одновременно. Во всяком случае, такое ощущение возникало у меня в голове. Когда я положила устройство в рот, это было все равно что выйти из той комнаты. Я как будто стояла на берегу океана, и, боже мой, там было тихо и спокойно. Я словно вернулась домой».