– Что-что?
– МОЁ ВРЕМЯ. ВРЕМЯ МОЕЙ ЖИЗНИ.
– А выглядело как песочные часы для варки яиц. Очень дорогих яиц.
Билл Дверь как будто удивился.
– ДА. ПОЖАЛУЙ. Я ОТДАЛ ЕЙ ЧАСТЬ СВОЕГО ВРЕМЕНИ.
– Как так вышло, что тебе вообще нужно время?
– ВСЕМ ЖИВУЩИМ НУЖНО ВРЕМЯ. А КОГДА ОНО КОНЧАЕТСЯ, ОНИ УМИРАЮТ. КОГДА ВРЕМЯ ИСТЕЧЁТ, ОНА УМРЁТ. И Я ТОЖЕ УМРУ. ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ.
– Но
– МОГУ. ЭТО ТРУДНО ОБЪЯСНИТЬ.
– Подвинься-ка.
– ЧТО?
– Подвинься-ка, я сказала. Мне надо присесть.
Билл Дверь освободил место на наковальне. Госпожа Флитворт села рядом.
– Так, значит, ты умрёшь, – сказала она.
– ДА.
– Но ты этого не хочешь.
– ДА.
– А почему?
Он поглядел на неё как на сумасшедшую.
– ПОТОМУ ЧТО ТОГДА МЕНЯ ЖДЁТ НИЧТО. ТОГДА Я ПЕРЕСТАНУ СУЩЕСТВОВАТЬ.
– Это и с людьми так происходит?
– НЕТ, ДУМАЮ, С ВАМИ ВСЁ ИНАЧЕ. У ВАС ЭТО ДЕЛО ЛУЧШЕ ОРГАНИЗОВАНО.
Они сидели и глядели, как затухают угли в горне.
– Так для чего ты точил эту косу? – спросила госпожа Флитворт.
– Я ПОДУМАЛ, МОЖЕТ, Я СМОГУ… ОТБИТЬСЯ…
– А разве это возможно? Против тебя бы помогло?
– ОБЫЧНО НЕТ. ИНОГДА ЛЮДИ БРОСАЮТ МНЕ ВЫЗОВ И ХОТЯТ СЫГРАТЬ. СТАВЯТ НА КОН СВОЮ ЖИЗНЬ.
– Бывало, что выигрывали?
– НЕТ. НО В ПРОШЛОМ ГОДУ КОЕ-КТО УСПЕЛ ПОСТРОИТЬ ТРИ ДОМА И ОТЕЛЬ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ ПОПАЛ В ТЮРЬМУ И ОБАНКРОТИЛСЯ.
– Чего-о? Это что за игра такая?
– УЖЕ НЕ ПОМНЮ. НАЗЫВАЛАСЬ КАК-ТО ВРОДЕ «ОЛИГАРХИЯ». Я БЫЛ ЗА БАНКИРА.
– Погоди-ка, – уточнила госпожа Флитворт. – Если ты –
– СМЕРТЬ. ПРОШЛОЙ НОЧЬЮ ЭТО ПОДСУНУЛИ МНЕ ПОД ДВЕРЬ.
Смерть разжал руку и показал потёртую бумажку, на которой госпожа Флитворт с трудом разобрала надпись: «УУуууИИИииУУУуууИИИиииУУУуууИии».
– ПОЛУЧИЛ ВОТ ТАКУЮ ГОРЕ-ЗАПИСКУ ОТ БАНШИ.
Госпожа Флитворт поглядела на него, наклонив голову вбок.
– Но… поправь меня, если ошибаюсь, но разве…
– СМЕРТЬ.
Билл Дверь подхватил лезвие.
– ОН БУДЕТ УЖАСЕН.
Лезвие дрожало в его руках. Вдоль острия мерцал голубой свет.
– И Я БУДУ ЕГО ПЕРВЫМ ЗАДАНИЕМ.
Госпожа Флитворт заворожённо глядела на этот свет.
– А насколько ужасен?
– НАСКОЛЬКО УЖАСНОГО ВЫ МОЖЕТЕ ПРЕДСТАВИТЬ?
– Ой!
– ВОТ ИМЕННО НАСТОЛЬКО.
Лезвие качнулось туда-сюда.
– И за девочкой тоже он придёт, – вздохнула госпожа Флитворт.
– ДА.
– Кажется, я тебе ничем не обязана, господин Дверь. Кажется, никто во всём мире тебе ничем не обязан.
– ПОЛАГАЮ, ВЫ ПРАВЫ.
– Но, знаешь, с жизни тоже есть за что поспрашивать. Будем честны.
– НЕ БУДУ СПОРИТЬ.
Госпожа Флитворт снова оглядела его, долго и оценивающе.
– А знаешь, там, в углу, лежит отличный точильный камень, – подсказала она.
– Я ИМ ПОЛЬЗОВАЛСЯ.
– И ещё оселок в комоде.
– ИМ ТОЖЕ.
Казалось, она слышала, как движется лезвие. Словно оно режет воздух с лёгким свистом.
– И всё равно недостаточно острая?
– ВОЗМОЖНО, ОНА НИКОГДА НЕ БУДЕТ ДОСТАТОЧНО ОСТРОЙ, – вздохнул Билл Дверь.
– Ладно тебе, приятель. Нечего опускать руки, – подбодрила его госпожа Флитворт. – Знаешь, пока живу и так далее…
– ПОКА ЖИВУ – ДАЛЕЕ ЧТО?
– Пока живу – надеюсь. Так говорят.
– А ЕСТЬ НАДЕЖДА?
– Непременно.
Билл Дверь провёл костяным пальцем по лезвию.
– НАДЕЖДА?
– У тебя есть другие идеи?
Билл покачал головой. Он уже пробовал разные эмоции, но эта была новой.
– НЕ МОГЛИ БЫ ВЫ ПЕРЕДАТЬ МНЕ ТОТ БРУСОК?
Прошёл час.
Госпожа Флитворт порылась в своей сумке.
– Что дальше? – спросила она.
– ЧТО У НАС ПОД РУКОЙ?
– Давай поглядим… Мешковина, бязь, лён… как насчёт сатина? Вот кусочек.
Билл Дверь взял тряпочку и аккуратно провёл ею вдоль лезвия.
Госпожа Флитворт добралась до дна сумки и достала оттуда лоскут белой ткани.
– ДА?
– Шёлк, – сказала она с придыханием. – Тончайший белый шёлк. Самый настоящий! Неношеный.
Она присела, разглядывая лоскут.
Наконец он осторожно взял его из её пальцев.
– СПАСИБО.
– Ну вот, – очнулась она. – Это последнее, да?
Он повернул лезвие, и оно издало звук «
Пламя в горне уже почти потухло, но лезвие горело само от остроты.
– Заточили об шёлк! – восхитилась госпожа Флитворт. – Кому скажешь, не поверят.
– И ВСЁ РАВНО ТУПОЕ.
Билл Дверь оглядел тёмную кузню и метнулся в угол.
– Что у тебя там?
– ПАУТИНА.
Раздался долгий высокий стон, будто кто-то мучал муравьёв.
– Ну как?
– ВСЁ РАВНО ТУПОЕ.
Увидев, что Билл Дверь направился прочь из кузни, она поспешила за ним. Он вышел на середину двора и поднял лезвие косы навстречу лёгкому утреннему ветерку. Коса зазвенела.
– Божечки мои, да насколько же можно заточить косу?
– МОЖНО ЕЩЁ ОСТРЕЙ.
Петух Сирил проснулся в курятнике и подслеповато уставился на коварные буквы, выведенные перед ним мелом. Вдохнул поглубже.
– Флу-каре-ду!
Билл Дверь поглядел на горизонт в сторону Края, а затем, на всякий случай, на холм за домом.
И двинулся вперёд, клацая пятками по земле.
Свет нового дня растекался по миру. На Плоском мире свет старый, тяжёлый и густой, так что по земле он двигался со скоростью атакующей конницы. Изредка он замедлялся в какой-нибудь лощине, а порой горный хребет сдерживал его, пока свет всё же не переливался через край на противоположный склон.
Свет пересекал моря, вылезал на берег и разгонялся на равнинах, подгоняемый пинками солнца.