Мучимые ересями

— Нет, по-другому и не может быть, — согласился Жирард. — Люди есть люди. Некоторые из них не способны оставить прошлое позади, несмотря ни на что. Иногда, это даже не значит, что они не пытаются. Просто так оно и есть. Так что нетрудно понять, почему некоторые офицеры чувствуют себя… неуютно из-за всех изменений, происходящих с ними, даже полностью игнорируя все религиозные последствия.

Говоря это, он смотрел в глаза Азминда, но чизхольмец только кивнул.

— Тут вы правы, сэр. — Он пожал плечами. — Я не думаю, что кто-нибудь в Чизхольме, за исключением, может быть, Её Величества и барона Зелёной Горы, вообще ожидал, что дела с «Группой Четырёх» пойдут таким образом. Это действительно не помогло сгладить путь объединения нашего флота с вашим.

Он умолк и на мгновение нахмурился, а затем покачал головой.

— На самом деле это не совсем так, — сказал он. — Конечно, это создало проблемы для многих людей — я думаю, что, по многим причинам, у нас в Чизхольме, вероятно, больше «храмовых лоялистов», чем у вас в Черис — но другим людям это действительно помогло. — Он снова посмотрел в глаза Жирарду. — Черисийцы — не единственные, кто мог понять, что происходит в Зионе, вы знаете.

— Да, я знаю. — Жирард кивнул.

— Ну, сэр, я не скажу, что кто-то здесь, в Чизхольме, радуется перспективе открытой войны с Матерью-Церковью, но вы можете быть удивлены, что многие из нас уже согласились с вами, «раскольными» черисийцами, по крайней мере в принципе. И как только Её Величество решила выйти замуж за Императора, то…

Он прервался ещё одним, гораздо более красноречивым пожатием плеч, и Жирард снова кивнул. Дворяне Шарлиен могли быть — или, по крайней мере, хотели быть — более капризными, чем дворяне Кайлеба, но флаг-капитан пришёл к выводу, что она была ещё более любима простолюдинами Чизхольма, чем король Хааральд был любим их черисийскими коллегами перед его смертью. Это говорило о многом, и этот глубокий запас доверия и преданности объединял её людей с ней. Это также помогло объяснить, почему демонстрация Кайлебом того, что она действительно была его соправителем, а не просто его супругой-консортом, узаконила его собственную власть в их глазах, что, вероятно, не могло быть достигнуто ничем другим.

— Скажите мне, коммандер Азминд, — сказал Жирард, задавая вопрос, который он не собирался открыто озвучивать, когда сошёл на берег для этой встречи, — как вы думаете, что ваши собратья-чизхольмцы чувствуют сейчас по отношению к черисийцам?

— Сейчас, сэр? — Азминд усмехнулся. — Они по-прежнему думают, что каждый из вас стремится заработать шальных марок, и, честно говоря, я думаю, что многие из нас довольно сильно обеспокоены всеми этими изменениями — всем этим новым оружием и способами ведения дел — которые вы, кажется, намерены ввести. Конечно, когда вы впервые прибыли сюда, большинство людей здесь, в Черайасе, немного напряглись. Они ожидали натиска менял, хищных как кракены ростовщиков и политических дармоедов, жаждущих нажиться на Чизхольме. Я думаю, что, несмотря ни на что, были люди, которые верили, что предложение руки и сердца Императора было всего лишь уловкой, чтобы позволить Черис прибрать к рукам всё, что можно здесь, в Чизхольме.

— По крайней мере, это многое меняет. Во всяком случае, так мне кажется. Я могу ошибаться, конечно. — Он снова коротко дёрнул плечами. — С того места, где я сижу, я думаю, что то, что Император сказал до сих пор, вкупе с тем фактом, что он не произвёл абсолютно никаких политических изменений здесь, в Черайасе, не привёз из дома никого из своих политических фаворитов и не дал им сладких назначений, и тем фактом, что он, барон Зелёной Горы и королева-мать, явно находятся в совершенно прекрасных отношениях, действительно перевернуло большую часть этих подозрений. Тот факт, что ваши моряки и морпехи так щедро тратят свои деньги, тоже не повредил. Во всяком случае, я не слышал ни одной жалобы от владельцев таверн в порту! Имейте в виду, я могу вспомнить довольно много лордов и леди, которым, вероятно, немного не понравится новые договорённости, но это более чем компенсируется тем — по крайней мере, я думаю — насколько успокоены простые люди. Они всегда принимали Королеву — я имею в виду Императрицу — за одного из своих, за кого-то, кому они могут доверить присматривать за ними. Теперь большинство из них, похоже, готовы хотя бы условно признать, что Император производит такое же впечатление, что и она. И я думаю, что мы, по крайней мере, достигли той точки, когда все, кроме самых закоренелых Храмовых Лоялистов, готовы подождать, дабы услышать его обращение к Парламенту, прежде чем они действительно решат, что они думают о нём. И если он скажет то, что я, скорее всего, подозреваю, он собирается сказать, то доверие к Её Величеству распространится и на него — по крайней мере, временно — и они решат, что тоже могут ему доверять.