Березы грибными канатами связываются с другими деревьями и растениями и через эту сеть делятся питательным супом, извлеченным из почвы, а также сахарами и белками, которые производят их листья.
– Осенью, когда листья березы опадают, они возвращают питательные вещества в почву, – добавила я.
Мать Мэри Томас и бабушка Макрит учили ее проявлять благодарность к березам, брать не больше, чем нужно, и делать подношение в знак благодарности. Мэри Томас называла березы Материнскими деревьями задолго до того, как я наткнулась на это понятие. Народ Мэри владел этими знаниями о березах тысячи лет, живя в лесу – своем драгоценном доме – и учась у всех существ, уважая их как равных партнеров. На слове «равные» западная философия спотыкается. Она утверждает, что мы превосходим всех, властвуем над всем в природе.
– Помните, я говорила, что березы и пихты общаются друг с другом под землей с помощью грибной сети? – спросила я девочек, приложив руку к уху, а палец к губам. Девочки слушали, песни комаров наполняли их уши. Я сказала им, что не первой догадалась об этом: это древняя мудрость многих коренных народов. Покойный Брюс Субияй Миллер из народа скокомиш, который живет на востоке полуострова Олимпик в штате Вашингтон, рассказывал о симбиотической природе и разнообразии леса, упоминая, что под ним «существует сложная обширная система корней и грибов, поддерживающая силу леса».
– Вот это – плодовое тело подземной сети, – сказала я, передавая трубчатый гриб Келли Роуз, которая осмотрела его крошечные поры и поинтересовалась, почему люди так долго не могут этого понять.
Я получила представление об этих идеалах – почти везение – через жесткую призму западной науки. В университете меня учили разбирать экосистему на части, изучать деревья, растения и почву по отдельности, чтобы смотреть на лес объективно. Предполагалось, что такое расчленение, контроль, категоризация и прижигание несут ясность, достоверность и подтверждение любых результатов. Разбирая систему на части в соответствии с этой схемой и пробуя публиковать результаты, я быстро поняла, что исследование разнообразия и связности целой экосистемы практически невозможно отправить в печать. «Нет контроля!» – кричали рецензенты моих первых работ. Каким-то образом я со своими латинскими квадратами, факторными экспериментами, изотопами, масс-спектрометрами и сцинтилляционными счетчиками, обученная принимать во внимание только четкие линии статистически значимых различий, прошла полный круг и наткнулась на идеалы коренных народов: разнообразие имеет значение. И все во вселенной связано – между лесами и прериями, землей и водой, небом и почвой, духами и живыми, людьми и другими существами.
Мы направились под моросящим дождем туда, где я сажала хвойные деревья с разной плотностью, чтобы посмотреть, как им нравится расти – в чистых древостоях, с маленьким или большим количеством соседей. Я знала каждое дерево, каждый участок, каждый угловой столб. Знала, где посажена лиственница, где кедр, где пихта и береза. Я показывала девочкам, что эту пихту посадили слишком глубоко, эту березу сломал лось, эту лиственницу погнул черный медведь. В течение пяти лет я каждый год засаживала один и тот же участок, но деревья не приживались, и теперь здесь прекрасное местечко с лилиями, как и должно быть. На смешанных участках кедры пышно разрослись под березами, нуждаясь в их покрове для защиты пигмента в своих нежных листьях. Когда я замолчала и подняла глаза, Джин и девочки улыбались.
Мы занялись измерением пихт Дугласа, посаженных с разной плотностью. Без соседства с березами до двадцати процентов пихт заразились гнилью от гриба Armillaria, причем сильнее в тех местах, где пихты стояли плотнее. Их корни проросли в очаги инфекции в почве, и патогены распространились под корой, задушив флоэму, а корней березы, способных остановить их, не было. Некоторые из зараженных пихт еще оставались живы – на них желтели иголки, другие давно погибли, их кора посерела и отслаивалась. Вместо них к свету тянулись другие растения, появилось даже несколько берез, приглашавших певчих птиц, медведей и белок. Определенный уровень смертности – это вовсе не плохо. Она освобождает место для разнообразия, восстановления, усложнения. Сдерживает насекомых и обеспечивает противопожарные барьеры. Однако большое количество смертей может вызвать каскад изменений, распространяющихся по всему ландшафту и нарушающих баланс.
Джин показала девочкам, как вводить бурав в кору пихты.
– Если бурав не берет, не пытайтесь сверлить больше двух раз, чтобы не повредить дерево, – предупредила она.
Келли Роуз спросила, можно ли ей попробовать. Через несколько минут она добралась до сердцевины – самого яблочка мишени; Джин убрала керн древесины в красную соломинку, залепила концы малярным скотчем и наклеила этикетку.