Мудрость леса. В поисках материнского древа и таинственной связи всего живого

Мое предположение оказалось верным. Пихты, соседствующие с березами, не просто выжили, но и оказались крупнее изолированных. При этом березы не страдали от соседства с пихтами: эта связь их не истощала. Береза не исчерпывала силы, отправляя часть своего углерода; она отдавала достаточно, чтобы повысить приживаемость и рост пихты, но без ущерба для собственной жизнеспособности.

Могла ли береза перекрыть кран, когда чувствовала, что пихта больше не нуждается в помощи? Кроме того, меня не оставлял в покое вопрос, получает ли береза пользу от пихты в другое время или другим способом, который эти простые измерения не способны обнаружить. Ни у одной из пихт не наблюдалось признаков гнили корней, вызванной грибом Armillaria. Связь с березой, казалось, защищала пихту от болезни, что я наблюдала во многих других экспериментах. Я убедила Ронду, свою помощницу из Лесной службы, в качестве магистерской работы взяться за продолжение моего исследования флуоресцирующей псевдомонады (Pseudomonas fluorescens) – бактерии, которая, как я обнаружила, противостояла Armillaria ostoyae. Ронда, сравнивая количество этих полезных бактерий в разных типах леса, установила, что в березовых насаждениях их в четыре раза больше, чем в пихтовых – вероятно потому, что корни березы и микоризные грибы, подпитываемые более высокими темпами фотосинтеза, дают бактериям больше пищи, чем пихты. Она также выяснила, что при совместном росте двух видов количество бактерий на пихтах и березах сравнивалось, словно крошечные микроорганизмы при такой тесной близости могли распространяться от богатых углеродом берез к пихтам.

Среди этих деревьев я провела весну. Жила в одиночестве в нашем бревенчатом доме в Камлупсе, пока Дон дописывал диссертацию в Корваллисе – за тысячу километров от меня. Если бы он был здесь, мы могли бы прогуляться среди вейника и арники, разобраться, куда мы идем, решить вопрос о детях. Дон напомнил бы мне, что нужно перекопать землю в саду. Разобрал бумаги на столе, убрался на кухне и приготовил вкусную еду. Вместо этого я погрузилась в эксперименты, бродила по сухим открытым пространствам, граничащим с лугами и сосновыми лесами высокогорья. Выясняла, кто выжил, а кто активно развивался. Разъезжала по проселочным дорогам с нечесаными волосами; сиденье пикапа скрывалось под картами и пустыми стаканами из-под кофе, набитыми огрызками яблок. Проверяла сообщения.

В апреле у Тиффани родился Мэттью Келли Чарлз. Две недели спустя у Робин и Билла появилась Келли Роуз Элизабет – их второй ребенок, на три года младше Оливера. И племянница, и племянник носили имя моего покойного брата. Я послала Мэттью детскую кроватку, а Келли Роуз – кружевное платьице. Дни становились длиннее, земля прогревалась, и я снова начала находить покой в одиночестве.

Однажды в июне я вернулась в свой захламленный кабинет и обнаружила там предписание по технике безопасности, согласно которому мои кипы журналов считались пожароопасными. Появилась хохочущая Барб. Под этим предупреждением лежало письмо от редактора «Nature». Какая-то лаборатория из Англии прислала критический отзыв, и он хотел, чтобы я посмотрела его и сообщила, достоин ли он публикации в журнале.

Первое замечание заключалось в том, что обнаруженное мной количество углерода, перемещенного через почву к кедру, – пятая часть от того, что передавалось через микоризную сеть между березой и пихтой – оказалось довольно большим; оно могло затмить то количество, что двигалось через грибы, и тем самым отрицало, что микоризная сеть – важный путь передачи. Набирая первые строки ответа, я объясняла Барб, что они не заметили проведенную мной статистическую проверку, которая продемонстрировала: объемы, перемещающиеся через почву, не просто меньше, чем объемы, идущие через грибную сеть, а значительно меньше. Кроме того, я ясно указывала, что коммуникация осуществляется не единственным путем.

Второе замечание: количество углерода, передаваемого от пихты к березе, оказалось настолько мало – десятая часть от количества углерода, передаваемого от березы к пихте, – что приборы, вероятно, давали неверные данные, а поэтому я не могла говорить о существовании двусторонней передачи.

– Мы подтвердили двустороннюю передачу в другом случае, – заметила я, показав Барб лабораторное исследование, моделирующее полевой эксперимент.