Второе следствие – децентрализация. Еще раньше на основе экспедиций, связанных с крупными строительными проектами, начали вырастать местные центры археологии – на Урале, в Сибири, на Дону. Теперь, в связи с общей децентрализацией и падением авторитета центра, их роль в изучении местных древностей усилилась. Более того, Институт археологии разделился на самостоятельные институты в Москве и Ленинграде, снова переименованном в Петербург. Петербургский институт демонстративно вернул себе имя Института истории материальной культуры. Впервые за долгое время профессиональные археологи возглавили основные археологические институты. Но теперь, когда московский институт утратил свое прежнее научное лидерство, роль руководителя свелась к организационному и хозяйственному регулированию.
Третье следствие – резкое сокращение государственного финансирования науки, в частности археологии. В советской России все управлялось сверху и все было государственным. Избавление от власти идеологов лишило археологов и привычной материальной поддержки. Пришлось искать новые источники средств – западные фонды, местные меценаты (по-новому «спонсоры»), фонды, создаваемые новым российским государством. В обстановке экономических трудностей переходного периода это оказалось очень нелегко. Резко сократились количество и размах экспедиций, еще больше – научных публикаций. Сильно уменьшился приток иностранной литературы в библиотеки в силу сокращения ассигнований на приобретение литературы.
С другой стороны, общение с зарубежными археологами стало чрезвычайно интенсивным, a выбор методологии и направления – совершенно свободным. Был переименован головной журнал: теперь он называется «Российская археология», он стал значительно тоньше, захирел, но рядом с ним возникли археологические альманахи в Петербурге и других городах. Самым крупным и интересным на постсоветском пространстве стал толстый археологический журнал «Стратум-плюс», выходящий шесть раз в год на русском языке – в Кишиневе. Восстанавливаются археологические общества, но это оказалось безуспешной затеей: исчезла та среда, которая поставляла членов для этих обществ и делала эти общества сильными и влиятельными. A новые свободные предприниматели еще не имеют ни силы, ни ответственности, чтобы поддерживать археологию, хотя отдельные случаи спонсорства уже есть.
Надо признать, в целом археология оказалась неготовой к этим переменам. Развиваясь понемногу в условиях общего застоя, она приспособилась к маленьким шажкам, мелким подвижкам и совершенно растерялась перед открывшейся бездной проблем. Академик Рыбаков, властно и уверенно державший археологию на службе партии, наложил неизгладимый отпечаток на ее структуры и кадры. Он был отстранен от власти, а родственники отправили его в дом престарелых, где он и умер. Но команда его сохранилась.
Археология в целом не была готова к переменам. Но многие археологи были к ним готовы. Не случайно кое-где во главе новых демократических и национально-освободительных движений встали именно археологи. В Прибалтике эту роль выполнили общества охраны памятников культуры. В Белоруссии археолог Зенон Позняк возглавил общество «Мартиролог Белоруссии», открыл и раскопал места захоронений жертв НКВД в Куропатах. В Ленинграде археолог Г.С. Лебедев оказался в числе руководителей общества «Мемориал», а молодой археолог А.А. Ковалев стал лидером группы «Спасение», которая в борьбе против сноса исторических зданий (в частности, дома Дельвига и гостиницы «Англетер») начала проводить первые в городе массовые митинги и пикеты. Оба, Лебедев и Ковалев, вошли в новый, демократический Ленсовет в качестве его руководящих деятелей (возглавили комиссии). Еще пять археологов баллотировались в депутаты, большей частью от демократических организаций.
Оставшееся в верхах прежнее руководство растерянно печалилось. Нужно было менять идеологические ориентиры (атеизм на религиозность, интернационализм на шовинизм), но это бы не так страшно – было подозрение, что вообще новые власти не нуждаются в идеологическом обслуживании. Как доказывать свою необходимость? Сменились права собственности на землю и древности, исчезла централизация… Беляев и Гуляев констатировали «кризис археологии»[70]
.С другой стороны, демократизация и впрямь не приносила ожидаемых мгновенных улучшений.
Конечно, связи с заграницей укрепились, препоны к выезду исчезли, но зато экономические возможности поездок за границу у наших археологов оказались очень скудны и часто были в унизительной зависимости от иностранных ассигнований. Многие ученые ринулись на запад, однако археологов среди них было очень мало (Лесков, Долуханов, Шилик, еще несколько человек). Некоторые покинули археологию, сменив профессию, – ушли в бизнес. Остальные вошли в массу обездоленных и недовольных.