Муза

Практически все англичане – даже и просвещенные – были убеждены, что у нас куда больше общего, например, с суданцами, чем с ними. Но что я знала о Сахаре, о верблюде или о бедуине? Все мое детство идеалом красоты и гламура для меня служила принцесса Маргарет. С Лори мы беседовали о фильмах про Джеймса Бонда, о моей странной начальнице, о картине, о Джерри-ублюдке или об умерших родителях. Мы обсуждали вещи, которые делали нас парой, а не заставляли меня чувствовать себя представительницей целого острова, где я к тому же уже пять лет не была. Когда Лори не спрашивал меня о Тринидаде, я в большей степени ощущала себя индивидуальностью, нежели частью общего.

– Оделль?

– Хочу тебе кое-что сказать о Лондоне, – промолвила я.

– Ладно.

– Так вот, когда я впервые оказалась в Лондоне, – продолжала я, – то не могла поверить, что здесь так холодно.

Лори расхохотался.

– Лори, я не шучу. Я думала, что попала в Арктику. Мы с Синт приехали в январе.

– Еще и в январе!

– Вот-вот. Девочкой я играла Осень в школьной постановке о временах года. При этом я ведать не ведала, что такое осень, не говоря уже о зиме.

Минуту я молчала, вспоминая себя маленькую в шляпке-канотье и английском передничке. Я говорила матери, что нужно пришить «красно-желтые листья» к моему трико, и мама – понятия не имевшая, как может выглядеть иней на кончиках травинок, что такое конский каштан, каково это вдыхать ноябрьский лондонский воздух, чувствуя ледяной осколок у себя в легком, – из кожи вон лезла, чтобы изготовить этот английский костюм во влажном климате Карибов.

– Я помню, – продолжала я, ощущая тепло при этом воспоминании и понимая, что могу разделить его с Лори, что это безопасно, – как в самом начале моего пребывания здесь какой-то чувак в обувном магазине сказал мне: «А у вас очень хороший английский». Мой английский! Я ему ответила: «Английский – официальный язык Вест-Индии, сэр».

– А он что сказал? – со смехом поинтересовался Лори. Тут меня осенило: Лори за всю свою жизнь не услышал бы того, что выдал мне тот тип.

– Он решил, что я с придурью. Я чуть работы из-за него не лишилась. Синт пришла в ярость. Но это правда – я бы чувствовала себя в своей тарелке рядом с королевой Елизаветой и этим ее долговязым греческим мужем, наслаждаясь чаепитием и лаская потешных карликовых собачек, в которых она души не чает. Да, совершенно в своей тарелке. «А вот у вас английский хуже моего, – следовало мне ответить чуваку в магазине. – Ему не хватает протяженности и широты, мяса и дыма. Вызываю вас на бой с моим креольским, с его призвуками наречий Конго, испанского и хинди, французского и игбо, английского и бходжпури, языков йоруба и мандинка».

Лори снова расхохотался.

– О, увидеть бы его физиономию, – продолжала я, осушая бокал с сидром, – с его углосаксонским…

– Угло – что?..

– …Представляю себе его дом с двумя гостиными на первом этаже и двумя спальнями наверху, окно с видом, который никто толком не созерцает, потому что хозяева уверены, что им знакомы каждый куст и каждый цветок, кора каждого дерева и настроение каждого облака. Но в нашем языке осталось место и для их диалекта…

– Оделль, – воскликнул Лори, – я был бы счастлив с тобой до конца моих дней.

– А?

– Ты наделена светом, и когда он загорается, ты и сама не представляешь, какой силой он обладает.

– Какой свет? Я говорила о…

– Я люблю тебя, Оделль. – Его лицо озарила надежда. – Ты меня вдохновляешь.

Мы сидели в тишине.

– Ты говоришь это всем девушкам, – сказала я в отчаянии, не зная, что ответить.

– Что?

– Ты несерьезно.

Он посмотрел на меня в упор.

– Совершенно серьезно. Мне кажется, время прокручивает со мной какие-то трюки, как будто я знал тебя раньше. Словно нас провозили мимо друг друга, когда мы лежали в колясках. Как будто я был обречен на долгое ожидание новой встречи с тобой. Я люблю тебя.

Я была не в силах на это ответить. Лори опустил глаза и уставился на ковер.

Мне еще ни разу в жизни не признавались в любви. Зачем он пустил весь вечер насмарку своими разговорами про любовь и… коляски? Я запаниковала. Предупреждения Квик снова пульсировали у меня в голове – и я внутренне прокляла ее. Почему я должна быть начеку и в то же время почему я не могла спокойно выслушать Лори?

Я встала с дивана и подошла к окну.

– Наверное, ты хочешь, чтобы я ушла.

Он сидел неподвижно, глядя на меня с недоверием.

– С какой стати мне хотеть, чтобы ты ушла, после того, что я только что сказал?

– Я не знаю! Я… понимаешь, я не…

– Все нормально, – сказал он, – извини. Все нормально. Мне не следовало…

– Нет… просто, я была… а потом ты…

– Забудь о том, что я говорил. Я… пожалуйста, забудь об этом. Если ты хочешь уехать, я отвезу тебя домой.