Музейный вор. Подлинная история любви и преступной одержимости

Его содержат в огромной исправительной колонии в сельской местности Швейцарии, ему разрешено работать: он разбирает старые компьютеры, вынимая из них пригодные для повторного использования детали. Он получает маленькую зарплату; впрочем, все заработанное идет на выплату штрафов. Отец продолжает навещать его дважды в месяц по воскресеньям. На суде Брайтвизер возмущался, что пресса невероятно раздула стоимость украденного им, однако в тюрьме сумма в два миллиарда долларов вызывает к нему уважение, так что он больше не оспаривает ее.

Проходит его тридцать второй день рождения и третье Рождество за решеткой, начинается 2004 год. Он открывает для себя спорт, который до сих пор презирал: пинг-понг. Слишком застенчивый, чтобы мыться нагишом, как все, он принимает душ в белье. Срок его заключения и все суммы штрафов оставлены без изменения апелляционным судом. Всего одно письмо от Анны-Катрин, которое дало бы ему знать, что она все еще рядом, принесло бы ему несказанное облегчение. Но письма нет.

13 июля 2004 года, спустя почти три года с того дня, когда он отправился в Швейцарию с Анной-Катрин, чтобы она стерла его отпечатки пальцев в Музее Вагнера, его перевозят обратно во Францию. Его транспортируют в автозаке, он жалуется, что его руки слишком туго стянуты за спиной и наручники впиваются в запястья. Автозак проезжает недалеко от дома матери, и ему становится еще хуже. Отец рассказал ему новость: из-за его ареста мать уволили с работы, а поскольку никаких особых сбережений у нее не было, ей пришлось продать дом с мансардой и переехать к престарелым родителям.

Брайтвизер заперт в переполненной тюрьме где-то под Страсбургом, в кишащей тараканами камере вместе с двумя другими сидельцами; он рассказывает про засохшие экскременты на стенах. В Швейцарии охранники обращались к нему «мистер Брайтвизер». Во Франции его вызывают по тюремному номеру. Все же он узнает хорошую новость: грядущий суд над ним будет последним – другие страны, чтобы сберечь время и деньги, объединились с Францией.

Проходят две неприятных недели, а затем Брайтвизера без всякого предупреждения заковывают в наручники и выводят из камеры, гонят вверх на несколько лестничных пролетов в кабинет французского следователя, который ведет его дело, Мишель Ли-Шааль. Здесь также присутствует парочка юристов и – все его внутренности сжимаются в комок – Анна-Катрин.

Он обращается к ней, но она не отзывается. Она просто смотрит прямо перед собой, ведет себя едва ли не как робот. С него снимают наручники, и все усаживаются. Следователь объясняет, что она устроила эту встречу, поскольку заявления для полиции, сделанные Брайтвизером в Швейцарии и Анной-Катрин во Франции, не сходятся, и она хотела бы все прояснить.

Но Брайтвизер почти не слушает. Он весь сосредоточен на Анне-Катрин.

– Почему ты не давала о себе знать? – выпаливает он.

За нее отвечает следователь. Анне-Катрин было запрещено, под страхом заключения в тюрьму, поддерживать с ним какую-либо связь, вплоть до этого момента. При этих словах Анна-Катрин поворачивает голову и бросает на него нежный взгляд, который просто погружает его в нирвану после столь долгого пребывания в тюрьме. Она по-прежнему с ним.

Пока его допрашивали и Мейер, и фон дер Мюлль, Брайтвизер постоянно пытался, как он это называет, «сгладить все углы в ее роли». Да, Анна-Катрин сопровождала его почти при всех музейных кражах, однако ее никогда не бывало рядом в сам момент преступления, а он никогда не внимал ее мольбам остановиться. Однако сама Анна-Катрин во время допросов приукрасила правду еще сильнее, почти до полной неузнаваемости, попросту отрицая все подряд.

– Я вообще не знала, что он крадет в музеях, – заявила она полиции. Она сказала, что почти никогда не поднималась в мансарду. – Мы проводили время в других комнатах в доме. – Домашнее видео, доказывающее обратное, детективы проморгали и в качестве доказательства не использовали.

Но почему же, спрашивает в изумлении французский следователь, версии Брайтвизера и Анны-Катрин настолько расходятся?

– Я не могу этого объяснить, – говорит Анна-Катрин. – Это просто катастрофа.

Следователь поворачивается к Брайтвизеру и спрашивает у него, почему их истории настолько не совпадают.

После короткого размышления Брайтвизер, который успел выработать стратегию, отвечает.

– Это я виноват, – говорит он. Он подзабыл подробности. А правду говорит она. – Анна-Катрин никогда не была моей сообщницей. – Они вообще редко бывали в музеях вместе, утверждает он.

Следователь ударяет кулаком по столу, после чего Брайтвизер затыкается и больше ничего не говорит. Он ни разу не сказал ничего, что подставляло бы под удар Анну-Катрин, и ни его, ни ее адвокат не удосуживаются как-то изменить записи. Следователь, видя, что окружен лжецами, выталкивает всех из своего кабинета.