Музыка мертвых

Появление великого Штольца вызвало в «Зеленом огоньке» самую настоящую бурю. Госпожа Аверн лично сняла с него пальто, тотчас же появились слуги с дорогим вином и свежайшими закусками, и, стоило Августу ввести Штольца в гостиную, как в нее высыпали девицы, спешно поправлявшие прически и отчаянно стрелявшие глазками. Пришла и Присцилла — какая-то растерянная, помятая и очень счастливая; Августу показалось, что она не совсем понимает, где находится. Заметив, как он смотрит на нее, Присцилла смущенно улыбнулась и вдруг стала похожа не на проститутку, а на курсистку, которой была когда-то давно.

Впервые за вечер Августу сделалось не по себе. Он подумал, что совершил большую ошибку, притащив сюда Штольца, но что-либо менять было уже поздно.

— Дорогой мой, это невероятная честь для всех нас, — пропела госпожа Аверн, вручив Штольцу бокал шипучего. Было видно, что хозяйка бардака сама готова выпрыгнуть из своего темно-красного пышного платья и обслужить бесценного гостя — бесплатно, просто ради того, чтобы потом с гордостью рассказывать об этом всем, кто захочет и не захочет ее слушать. — Выбирайте, все девушки опытные, свежие, очень умелые! Доктор Вернон, друг мой! Я думала, вам незнакомо смущение! Выбирайте свой цветок!

Но до выбора цветков дело так и не дошло — потом, протрезвев, Август обрадовался этому, понимая, что будь иначе, он не смог бы смотреть Штольцу в глаза. В гостиную ввалился Моро в исподнем: проводил время в одной из комнат, узнал о том, что его хозяин почтил своим посещением «Зеленый огонек», и решил все исправить.

Раз! — и Август слетел с дивана и покатился по ковру, зажимая окровавленный нос. Два! — и завизжали девицы, обнаженной стайкой бросились к выходу; кто-то перевернул поднос с фруктами и проехался туфелькой по персику. Три! — и за стеной кто-то принялся играть на рояле бодрую и незамысловатую мелодию, под которую Моро подхватил Августа за воротник и, резко дернув, поставил на ноги. Его обычно бледное осунувшееся лицо разрумянилось и наполнилось такой яростью, что Августу почудилось, будто в воздухе поплыли искры.

— Я же говорил, — с обманчивой мягкостью промолвил Моро, — что от вас слишком много хлопот.

Август не стал дожидаться удара. На него вдруг нахлынула очень рассудочная злость — такая, какая заставляет отступить любого, кто почувствует ее. Скальпель выскользнул из кармана и мягко лег в ладонь: в следующий момент Август с плавной легкостью чиркнул Моро по голому животу. Конечно, это была царапина, а не рана, но вид собственного окровавленного брюха, из которого, возможно, вот-вот повалят потроха, обычно заставляет остановиться и задуматься о своем поведении.

Моро и не подумал остановиться. Он ударил Августа еще раз — последним, что увидел Август перед тем, как потерять сознание на ковре, был верный слуга, который пошел к господину. А потом все погрузилось во мрак.

Очнувшись, Август обнаружил, что мир отчего-то сделался скомканным и белым. Он проморгался и увидел, что лежит в кровати, укутавшись в одеяло — чуть поодаль на белой ткани красовались кровавые пятнышки: натекло из его носа.

Чья-то мягкая теплая рука погладила его по голому плечу, и, со стоном перевернувшись на спину, Август увидел Присциллу — она лежала рядом и смотрела на него с мягким, почти семейным сочувствием.

— Больно? — спросила она. Август дотронулся до носа, поморщился: перелома нет, хотя Моро приложил его от души. Ну что тут скажешь, за дело получил. Теперь придется вынимать из аптечки особый артефакт и поправлять физиономию — не идти же сегодня в гости к Говарду в таком виде…

Августу сделалось так тоскливо, что он зажмурился и сжал зубы, пытаясь не закричать. Какая все-таки смешная и глупая жизнь у него вышла, и он болтался в этой жизни, не в силах добраться до берега и найти приют. Сейчас им овладело то глухое безнадежное отчаяние, которое ломает даже самых сильных духом.

— Нет, — негромко ответил Август и добавил, хотя все в нем раздиралось от боли: — Так, пустяки. Сколько я тебе должен?

Присцилла улыбнулась и выскользнула из-под одеяла — обнаженной нимфой прошла к столику с зеркалом и принялась причесываться.

— Нисколько, мы не спали. Ты просто провел здесь ночь, потому что не мог идти.

Август устало откинулся на подушку. Наверняка Штольц больше не захочет иметь с ним ничего общего после такого приятного вечера — что ж, оно и к лучшему. Лучше им держаться друг от друга подальше, возможно, тогда та тупая игла, которая постоянно возится у Августа под сердцем, наконец-то выпадет и оставит его в покое.

— Где Штольц? — спросил Август и, сев на кровати, уткнулся лицом в ладони. В очередной раз пришла и принялась точить его голову гаденькая мысль о том, что не стоит горевать о недостижимом, утопать в боли и грехе, смотреть на свое безнадежное чудо и понимать, что оно никогда твоим не будет — можно просто взять веревку, перекинуть ее через балку, и все тогда закончится.

— Его вчера Жан-Клод увел, — ответила Присцилла, и Август невольно отметил, с какой мечтательной улыбкой она назвала Моро по имени. — Дальше я не знаю. Хочешь кофе?