— Для меня есть лишь одна любовь, — спокойно сказала она. — И это не женщина, а музыка.
Август понимающе кивнул.
— Вы немного не от мира сего, — произнес он и добавил: — Только не обижайтесь. Я говорю без дурного умысла.
Эрика улыбнулась и вдруг решила, что сейчас самое время рассказать о том, что нашли — вернее, не нашли они с Моро.
— Я знаю, что ищет убийца, — негромко сказала она, и Август напрягся, как собака, взявшая след. — Мои родители были хранителями Ползучего артефакта. Он лежал в тайнике в моей спальне, и их пытали, чтобы узнать, где он. Но они умерли, так и не выдав тайну. Возможно, этот артефакт ищет нового хозяина, а убийца идет за ним. Пытается завладеть и не может.
Август прошел по кухне туда-сюда, зачем-то заглянул в шкафчик, а потом в окно. Было видно, что ему не по себе. Эрика угрюмо смотрела в чашку и думала, что сейчас бы им пригодился не кофе, а манжуйская водка.
— Вы узнали об этом недавно, — уверенно произнес Август. Эрика кивнула, и он спросил: — Откуда? Только честно.
— Мы с Моро навестили дом моей семьи и нашли тайник. Пустой. Моро убежден, что там был Ползучий артефакт.
На этот раз доктор Вернон запустил в свою всклокоченную шевелюру уже обе руки.
— Как это вы умудрились..? А, хотя не спрашиваю. У вашего Моро удивительные таланты. Но если Ползучий артефакт выбирает хранителей из тех, кто слышал музыку огненных столбов, то… — Август нервно усмехнулся. — Он может приползти и ко мне, и к вам. И что будем делать с такой радостью?
Эрика не знала, что ответить. Ждать смерти — это было слишком жестоко. Но тот, кто шел за артефактами, как раз и был смертью, смертью ищущей и алчущей.
— Должно быть, мы будем делать то, для чего нас избрали, — негромко ответила Эрика. — Все это не просто так, Август. Моро говорит, что Ползучие артефакты — капризная дрянь. Но я думаю, что они чудо, которое не должно попасть в дурные руки. Злу нельзя их запятнать. Мои родители погибли именно поэтому. Приняли мученическую смерть — лишь бы не выдать его.
Август нервно усмехнулся. Повел плечами, словно пытался что-то с себя сбросить.
— Даже и не знаю! — с какой-то нервной бодростью произнес он. — Если ко мне приползет такой артефакт, я его выброшу в окошко. И скажу, что это вообще не я.
Эрика хмуро посмотрела на него.
— Не выбросите. Вы — не выбросите. Не та натура.
Август махнул рукой.
— Остается надеяться, что мы сможем остановить убийцу, — угрюмо сказал он. Эрика кивнула.
— Сможем, — ответила она и добавила: — А ваше безнадежное чудо обязательно ответит вам взаимностью. Иначе и быть не может.
Лицо Августа потемнело — он вдруг стал похож на человека, который с трудом сдерживает боль. Эрике захотелось дотронуться до его лица: просто погладить по щеке, попробовать как-то обнадежить — но она прекрасно понимала, что не сделает этого. Это было лишним, и он мог неправильно понять ее порыв.
— Спасибо, Эрик, — произнес Август и вдруг предложил: — Может, лучше вина, а не кофе?
И Эрика согласилась.
Глава 5. Исповедь
— Ка-акой «спать», Эрик, душа моя? Время детское, десять часов!
Штольц висел на плече у Августа, и его карие глаза смотрели в разные стороны с каким-то детским беспомощным выражением. Вроде бы и выпил всего ничего, три бокала вина и две стопки сливовицы — а надо же, развезло, как нежную барышню. Август прекрасно себя чувствовал, крепко стоял на ногах и был решительно настроен продолжать вечер. Приложив невероятное усилие, Штольц посмотрел ему в глаза и спросил:
— И куда мы?
Август прищурился и увидел далеко впереди призывно горящий зеленый фонарик. Отличный вариант, просто отличный.
— В «Огонек»! — твердо заявил он. — Чем еще заниматься в этой дыре, кроме дыр?
После того, как он рассказал Штольцу о своей любви к некой девушке — что ж, в его случае признание могло быть только таким — Августом вдруг завладело тяжелое, властное желание причинить ему боль. Набить физиономию было бы слишком пошлым и подлым, а вот пообломать крылышки и сунуть в грязь — это подошло. Раз нам не забраться на небо к ангелу, то сбросим ангела в наше болото и будем там барахтаться вместе.
Да и какой лучший способ исцелиться от любви? Опорочить ее, осквернить, лишить сияющего ореола чистоты. Почему-то Августу казалось, что это сможет унять его боль.
Август ожидал, что Штольц откажется, но тот лишь кивнул и, с трудом отцепив руку от собутыльника, запустил ее в карман пальто и вынул бумажник.
— Пусть у тебя побудет, — сказал он. — Ты… лучше себя чувствуешь.
— Логично, — согласился Август, и они двинулись по улице в сторону борделя.