Также я запихнул в чемодан инвалидную клюшку: свидетели, если таковые будут и их будут опрашивать, запомнят прежде всего хромого человека. По этой примете полиция и будет работать первое время, но время будет работать на меня, а не на них. Надо заставить его работать на меня. К сожалению, парика в моем реквизите не оказалось, да и мысль о нем пришла слишком поздно, и я ограничился двумя бейсболками. Полиция будет искать хромого человека в бейсболке и (о, да!) в очках, и я запихал в чемодан очки, купленные когда-то в оптике на Елисейских Полях, исключительно для понта – со стеклами без диоптрий. Они придавали моему не слишком интеллектуальному лицу прямо-таки академический вид, меняя его до неузнаваемости. Я отключился на два часа перед самым рассветом, но проснулся вполне бодрым и даже с чувством легкой и нарастающей эйфории, не осознавая целиком всей тяжести своей задачи. Меня захватила предполетная лихорадка, известная каждому, кто отправляется в дальний и долгий путь.
Неуверенность впервые посетила меня примерно после двух часов полета, в самолете по пути в Мадрид. Неуверенность – плохой спутник в любом начинании. Стоит лишь указать ей в сознании лазейку с игольное ушко, и она через него вольется, стремительно разрушая здоровые клетки надежды, подобно раковой опухоли, поражая метастазами оптимизм и жизнелюбие. Неуверенность – одно из основных орудий дьявола в борьбе за душу человека, и лишь колоссальным внутренним напряжением, лишь путем сбора всех внутренних жизненных сил можно изгнать эту проклятую незваную гостью вон. Неуверенность порождает страх, который сковывает действия, заставляет руки утратить силу и беспомощно опуститься. У меня было такое ощущение, будто я оказался глубоко под водой, коснулся самого дна, оттолкнулся от него и поплыл вверх, но толща воды надо мной слишком велика и до поверхности мне никак не добраться. В самом деле, как только подобная бредовая мысль могла прийти в мою, очевидно, больную голову? Ехать черт знает куда, не зная испанского языка! Не зная даже приблизительно плана города! Не имея ничего из средств, которые позволяют решать проблемы, подобные той, решить которую я вызвался! Имея в качестве вероятного ассистента какого-то коррумпированного Рембо-комитетчика, который наверняка постарается сделать так, чтобы моя роль в этом деле, если оно действительно выгорит, была бы сведена к минимуму.
Стоп! Вот оно! Кажется, нашел! И я физически почувствовал, как зародившийся страх улетучился без остатка, уступив место здравому смыслу. Итак, зачем Андрей настаивал, именно настаивал на том, чтобы этот «сотрудник посольства» помогал мне? Получается, что он тоже в деле? Тогда почему он не действовал раньше? А потому, что он имеет постоянную работу и не хочет в случае чего засветиться и попасть в аргентинскую тюрьму в качестве уголовного преступника, несмотря ни на какие дипломатические статусы. Вот ответ. Он – руководитель. Дирижер, так сказать, или, вернее, – кукловод марионетки, то есть меня. А я всего лишь разменная мелочь, которую насыпают на сдачу в пластиковый стаканчик и ставят возле кассы. Значит ли это, что изначально Андрей включил меня в игру, точно рассчитав, что я сам напрошусь выполнить то, о чем он якобы случайно проговорился? При положительном ответе на любой из вопросов, заданных мною самому себе на высоте десяти тысяч метров, вероятность получения мною денег в Москве, после перевода их из Аргентины, сводилась практически к нулю, как, впрочем, и вероятность того, что мне понадобится обратный билет на самолет. Чем больше я размышлял, тем чаще приходил к выводу о том, что устранить меня было бы очевидным благом для Андрея. Не говоря уже о гребаном посольском шпионе, который, как я думаю, сам вожделел оказаться владельцем пусть не десяти процентов от возвращенной суммы, но, во всяком случае, той, за которую он, вероятно, согласился работать.