На Ельнинской земле

Стояли порядочные холода. И я, недолго думая и не надеясь на свою плохо согревающую шинель, надел на себя сибирский тулуп Василия Васильевича и его же лохматую сибирскую шапку, которые, кажется, только того и ожидали, вися без всякого употребления в углу на вешалке. В таком облачении я не мог простудиться даже в том случае, если бы мне предстояло отправиться на полюс холода. Правда, выглядел я довольно чудно́, во всяком случае, во мне никак нельзя было заподозрить гимназиста, но ведь идти-то мне совсем близко, да и темно на улице — авось никто знакомый не встретится, не узнает меня…

Минуты через три-четыре я уже входил во двор Мусиного дома. Пройдя через калитку, повернул направо, поднялся на невысокое крылечко и, открыв наружную дверь, попал, по всей видимости, в сени. Непоколебимо уверенный в том, что Муся, как это пелось в народной песне, живет «в высоком терему», я стал искать, где же находится лестница, ведущая в этот самый «терем», то есть на второй этаж. Искал я в полной темноте, ощупывая стену руками. Ногами я ощупывал и пол, надеясь, что нога вот-вот уткнется в нижнюю ступеньку невидимой лестницы.

Если бы в то время кто-либо посмотрел на меня со стороны, то, наверно, вволю бы посмеялся, даже поиздевался надо мною. А между тем все так и случилось, как я предполагал. В конце концов правой рукой я коснулся перил лестницы, а правая моя нога уже стояла на первой ступеньке ее. Произошло как по-писаному.

И, стараясь не кашлять, не шуметь, не стучать каблуками, я начал медленно подниматься вверх. Лестница оказалась довольно узкой, и шла она не прямо: через каждые две-три ступеньки направление ее менялось. Она походила на винтовую, хотя и не была винтовой в полной мере. Впрочем, форма лестницы меня не интересовала. Я лишь хотел как можно скорее очутиться наверху. Но в тот самый момент, когда, казалось, надо сделать лишь один-два шага, чтобы очутиться наверху, голова моя уперлась во что-то твердое. Подняв руки вверх, я стал ощупывать, что там за препятствие. И, сколько я ни ощупывал, выходило одно: это был потолок! Проем, через который я должен был пройти по лестнице наверх, непостижимым образом исчез, закрылся! И в потемках невозможно было разобрать, в чем тут дело.

Я постоял на темной и холодной лестнице, подумал, порассуждал про себя. Выходило, что надо сходить домой за спичками, благо идти-то совсем близко. И я пошел.

Минут через десять, держа наготове полный коробок, я начал второе свое «восхождение». Искать лестницу мне было уже не надо, я помнил, в какой стороне она находится, и потому подъем начался без промедления. Спичку же я решил зажечь лишь тогда, когда голова моя снова упрется в потолок. Тогда я и посмотрю, что там такое. Но на этот раз, к величайшему моему удивлению, оказалось, что никакого потолка не было, что он таинственным образом исчез, и я без всяких препятствий поднялся на самый верх. И, стоя там в полной темноте, не знал, в какую же сторону повернуть, где та дверь, что поведет в «терем». Вот тут я и воспользовался спичками. Вспыхнул свет. И то, что я увидел, меня не на шутку перепугало. Никакого «терема» не было и в помине: я находился на самом обыкновенном чердаке, где на веревках было развешано белье!.. Что же мне делать, чуть не закричал я. Ведь меня же посчитают за вора, если застанут здесь. Ни за что не поверят, что на чердак я попал случайно. Тем более, что и одет я самым неподходящим образом.

И чтобы меня как-нибудь не застукали «на месте преступления», я начал спускаться вниз, стараясь делать это и как можно быстрее и как можно бесшумней. Спускался и все время мысленно подгонял себя: «Скорей, дурак ты этакий, скорей!..»

И, только очутившись в сенях, почувствовав под ногами ровный пол, я понял, что опасность, кажется, миновала. Подождал немного, чтобы успокоиться, и зажег вторую спичку. В нескольких шагах от себя увидел дверь, обитую черной клеенкой. Постучался. Оказалось, что мне сюда и надо.

7

Молодая хозяйка сразу же, как только я успел освободиться от огромного тулупа и шапки, увела меня в свою комнату, где уже находились ее подруга Женя и молодой человек, как и я, гимназист, но учившийся, кажется, уже в шестом классе.

Все начали спрашивать, почему я шел к ним так долго. И мне со всеми подробностями пришлось рассказать о своем двукратном восхождении на чердак. Рассказ вызвал дружный и веселый хохот. Теперь я и сам от души смеялся над незадачливым парнем, придумавшим бог весть что и поверившим в придуманное…