Читаем На Ельнинской земле полностью

Выходило, что на этот раз меня непременно исключат из гимназии. Исключат, думал я, да еще и прошлогодний случай припомнят. Время военное, а я так себя веду… А до того, что все получилось случайно, помимо моей воли, никому и дела нет… Нет никому дела и до того, что меня вообще напрасно привлекли к военным занятиям: с таким зрением, как у меня, в армию никого никогда не брали и не возьмут… А исключат меня все-таки наверняка.


Несколько дней я ходил как потерянный. Надежда у меня была лишь на Василия Васильевича да еще, пожалуй, на нового преподавателя Я. И. Ильина. Они обещали поговорить и с полковником, и с самим Федором Васильевичем Ворониным. Может, утешал я себя, из этого разговора что-нибудь и выйдет…

И на самом деле вышло. Меня не только не подвергли никакому наказанию, но и объявили, что от военных занятий я освобожден совсем.

3

Еще осенью В. В. Свистунов — конечно, с разрешения начальства — задумал организовать в воронинской гимназии ученический кооператив. Перед кооперативом ставилась весьма скромная, но в условиях продовольственного кризиса немаловажная задача: во время большой перемены поить учеников чаем, конечно, с сахаром, а не с сахарином. И чтобы к чаю ученик тут же, не выходя из гимназии, мог купить белую булку. Все это было особенно важно для учеников приезжих, чьи семьи жили не в Смоленске.

Переговоры, споры, суждения относительно кооператива длились довольно долго. Но в конце концов договоренность была достигнута и даже собраны членские взносы. Предстояло приобрести чайную посуду и раздобыть такой большой самовар, при наличии которого можно было бы удовлетворить чаем сразу всех учеников.

Чайную посуду — это были белые кружки с ручками — купили очень быстро. А вот с самоваром вышла задержка: больших самоваров нигде не продавали. Впрочем, если бы и продавали, кооператив вряд ли купил бы: не хватило бы собранных денег. И казалось, из-за злосчастного самовара все пойдет прахом.

Но изобретательный Василий Васильевич нашелся и тут: он придумал, что любой жестянщик может сделать самовар из белого листового железа и это будет во много раз дешевле, чем самовар покупной, сделанный, как обычно, из меди.

И мы, три новоиспеченных кооператора — двое Свистуновых и третий я, — отправились в Заднепровье искать жестянщика. Не сразу нашли такого, который бы согласился сделать самовар, но все же нашли. Договорились, дали задаток.

— Ну что ж, через неделю приходите, — сказал жестянщик. — Самовар будет готов.

Недельный срок прошел быстро, и наступило время отправляться за самоваром. Проще всего было бы привезти его на извозчике. Но это опять-таки стоило денег, которых и без того мало. «А впрочем, зачем тратить деньги на извозчика, — говорил Василий Васильевич, — если в гимназии столько здоровых ребят?.. И без извозчика обойдемся: на себе принесем…»

Но не тут-то было! Ни один гимназист не согласился отправиться за самоваром, отправиться не только пешим ходом, но даже на извозчике. Каждый на просьбу помочь принести самовар отвечал примерно так:

— Я тебе не носильщик, чтобы самовары таскать…

— Нет, я не кухонный мужик и с разными дерьмовыми самоварами возиться не намерен…

— Да как же я пойду? Весь Смоленск будет смеяться надо мной. Уж лучше не надо…

Доводы, что самовар нужно принести для самих же себя, ни на кого не действовали. Словом, как ни уговаривал Василий Васильевич гимназистов, идти за самоваром пришлось ему самому, его брату Степану и мне.

Самовар был действительно большой, объемистый — высотой около метра, если не больше, и очень широкий в окружности. Нести его можно было только вдвоем. Так Свистуновы и делали: один держал самовар за правую ручку, другой — за левую. Я шел сзади, завершая шествие, и нес на левом плече самоварную трубу, а в правой руке — конфорку.

По-видимому, картина была и в самом деле бесподобная. Недаром же прохожие смотрели на нас кто с удивлением, кто с насмешкой, а некоторые даже останавливались и, наблюдая за нами, отпускали по нашему адресу далеко не безобидные шуточки.

Между тем нести самовар было неблизко: не считая Заднепровья, нужно было пройти через всю верхнюю часть города, пройти по главным, по самым людным улицам. И хотя ни я, ни мои товарищи не видели ничего дурного в том, что несем самовар, но на виду у всего города и нам становилось как-то неловко, будто и взаправду мы делаем что-то неподобающее, неподходящее либо, в крайнем случае, смешное.

Несмотря, однако, ни на что, самовар был-таки в полной сохранности доставлен по назначению.

4

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Дружбы народов»

Собиратели трав
Собиратели трав

Анатолия Кима трудно цитировать. Трудно хотя бы потому, что он сам провоцирует на определенные цитаты, концентрируя в них концепцию мира. Трудно уйти от этих ловушек. А представленная отдельными цитатами, его проза иной раз может произвести впечатление ложной многозначительности, перенасыщенности патетикой.Патетический тон его повествования крепко связан с условностью действия, с яростным и радостным восприятием человеческого бытия как вечно живого мифа. Сотворенный им собственный неповторимый мир уже не может существовать вне высокого пафоса слов.Потому что его проза — призыв к единству людей, связанных вместе самим существованием человечества. Преемственность человеческих чувств, преемственность любви и добра, радость земной жизни, переходящая от матери к сыну, от сына к его детям, в будущее — вот основа оптимизма писателя Анатолия Кима. Герои его проходят дорогой потерь, испытывают неустроенность и одиночество, прежде чем понять необходимость Звездного братства людей. Только став творческой личностью, познаешь чувство ответственности перед настоящим и будущим. И писатель буквально требует от всех людей пробуждения в них творческого начала. Оно присутствует в каждом из нас. Поверив в это, начинаешь постигать подлинную ценность человеческой жизни. В издание вошли избранные произведения писателя.

Анатолий Андреевич Ким

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги

Зеленый свет
Зеленый свет

Впервые на русском – одно из главных книжных событий 2020 года, «Зеленый свет» знаменитого Мэттью Макконахи (лауреат «Оскара» за главную мужскую роль в фильме «Далласский клуб покупателей», Раст Коул в сериале «Настоящий детектив», Микки Пирсон в «Джентльменах» Гая Ричи) – отчасти иллюстрированная автобиография, отчасти учебник жизни. Став на рубеже веков звездой романтических комедий, Макконахи решил переломить судьбу и реализоваться как серьезный драматический актер. Он рассказывает о том, чего ему стоило это решение – и другие судьбоносные решения в его жизни: уехать после школы на год в Австралию, сменить юридический факультет на институт кинематографии, три года прожить на колесах, путешествуя от одной съемочной площадки к другой на автотрейлере в компании дворняги по кличке Мисс Хад, и главное – заслужить уважение отца… Итак, слово – автору: «Тридцать пять лет я осмысливал, вспоминал, распознавал, собирал и записывал то, что меня восхищало или помогало мне на жизненном пути. Как быть честным. Как избежать стресса. Как радоваться жизни. Как не обижать людей. Как не обижаться самому. Как быть хорошим. Как добиваться желаемого. Как обрести смысл жизни. Как быть собой».Дополнительно после приобретения книга будет доступна в формате epub.Больше интересных фактов об этой книге читайте в ЛитРес: Журнале

Мэттью Макконахи

Биографии и Мемуары / Публицистика
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное