Читаем На Ельнинской земле полностью

После того как городская продовольственная лавка отпустила нашему кооперативу мешок сахарного песку, а ближайшая пекарня согласилась каждое утро давать по сотне французских булок, кооператив мог приступить уже к практической работе. Всю эту работу вели специально выделяемые дежурные, главным образом старшеклассники, которые на время дежурства освобождались от уроков. Все, казалось, хорошо. Но вот беда: идти в пекарню за булками опять-таки никто не хотел, хотя пекарня находилась совсем рядом, а нести вдвоем корзину с булками было проще простого. И почти каждое утро повторялось то же, что было с самоваром: в пекарню приходилось идти Свистунову. Хорошо еще, что он находил себе пару…


Самовар ставили обычно в гимназической библиотеке: там, возле печки, было весьма удобное место для него. Нагревали самовар не углем, а сухими березовыми чурочками, коротко напиленными и мелко поколотыми.

Священнодействие у самовара начиналось одновременно с началом третьего урока — последнего перед большой переменой. И, надо отметить, «любовь к самовару» становилась в эти минуты едва ли не всеобщей: вместо обычных двух дежурных в библиотеке собиралось до десяти человек! И никто уходить от самовара ни за что не хотел.

А все объяснялось просто: ученик, не знавший урока и боявшийся, что его-то как раз и вызовут, обращался к учителю:

— Я сегодня дежурный по самовару. Разрешите уйти?..

И учитель разрешал, так как была договоренность — дежурных с урока отпускать. Иногда случалось и так, что «дежурных по самовару» в одном и том же классе оказывалось два. Второй тоже обращается к учителю:

— И я сегодня дежурный. Отпустите, пожалуйста…

Учитель недоуменно пожимает плечами, но отпускает и второго «дежурного». В других классах в это время происходило то же самое. И там, оказывается, были «дежурные», прямо-таки рвавшиеся к самовару, чтобы успеть приготовить его к большой перемене. Словом, не один раз некоторые гимназисты укрывались за жестяным, грубо сработанным самоваром от грозивших им двоек и единиц. Но к самовару между тем продолжали относиться по-прежнему: высокомерно и пренебрежительно. И ничем не хотели помочь тем, которые на самом деле были «дежурными по самовару».

Самовар поспевал обычно перед самым звонком на большую перемену. Его из библиотеки переносили в актовый зал и торжественно ставили у окна на конец длинного стола, на котором уже были расставлены белые кружки и возле которого на двух венских стульях стояла большая продолговатая корзина, наполненная свежими, еще теплыми булками… А тут кстати раздавался и звонок. И — «флаг поднят, ярмарка открыта!» — начиналось шумное и веселое чаепитие.


Ученический кооператив просуществовал несколько месяцев. Закрылся он лишь тогда, когда перестали отпускать для него как сахар, так и булки.

5

По утрам мы всегда отправлялись в гимназию все вместе — двое Свистуновых и я. Удобнее всего нам было бы внизу, у моста через Днепр, сесть на трамвай и на трамвае доехать почти до самой гимназии. Но, экономя деньги, мы предпочитали ходить пешком, несмотря на то что расстояние до гимназии отнюдь не было коротким. Идти к тому же приходилось почти все время в гору. А горы и подъемы в Смоленске довольно-таки крутые.

Обычно мы поднимались по крутой Верхне-Метропольской улице, доходили до Соборного двора и, миновав его, шли дальше.

Почти в самом начале улицы с левой стороны ее стоял небольшой, но казавшийся весьма уютным деревянный дом, окрашенный в серо-голубую краску. Три его окна, расположенные по фасаду, были обращены в сторону улицы. А выше их находилось еще одно окно, по форме и размеру точно такое же, как и нижнее. Меня особенно привлекало верхнее окно. Это второй этаж, решил я. Там, наверно, живет какая-то хорошая девушка, — и обязательно умная и красивая. Комната у нее, должно быть, небольшая, всего одно окно, но зато непременно светлая, чистая, радостная, такая, что лучше и не надо. Так я фантазировал и предполагал тогда. В иную комнату я и не поселил бы хорошую девушку, будь то в действительности либо только в воображении.

Подобное представление о девушке пришло ко мне, несомненно, из книги, где я мог прочесть о какой-либо особе, жившей в мезонине. Но любопытно то, что мое предположение постепенно и как бы само собой перешло в полную уверенность, что да, там наверху живет именно девушка, что она, может быть, даже видит нас, когда мы проходим мимо, и я, возможно, когда-нибудь встречусь с ней.


Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Дружбы народов»

Собиратели трав
Собиратели трав

Анатолия Кима трудно цитировать. Трудно хотя бы потому, что он сам провоцирует на определенные цитаты, концентрируя в них концепцию мира. Трудно уйти от этих ловушек. А представленная отдельными цитатами, его проза иной раз может произвести впечатление ложной многозначительности, перенасыщенности патетикой.Патетический тон его повествования крепко связан с условностью действия, с яростным и радостным восприятием человеческого бытия как вечно живого мифа. Сотворенный им собственный неповторимый мир уже не может существовать вне высокого пафоса слов.Потому что его проза — призыв к единству людей, связанных вместе самим существованием человечества. Преемственность человеческих чувств, преемственность любви и добра, радость земной жизни, переходящая от матери к сыну, от сына к его детям, в будущее — вот основа оптимизма писателя Анатолия Кима. Герои его проходят дорогой потерь, испытывают неустроенность и одиночество, прежде чем понять необходимость Звездного братства людей. Только став творческой личностью, познаешь чувство ответственности перед настоящим и будущим. И писатель буквально требует от всех людей пробуждения в них творческого начала. Оно присутствует в каждом из нас. Поверив в это, начинаешь постигать подлинную ценность человеческой жизни. В издание вошли избранные произведения писателя.

Анатолий Андреевич Ким

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги

Зеленый свет
Зеленый свет

Впервые на русском – одно из главных книжных событий 2020 года, «Зеленый свет» знаменитого Мэттью Макконахи (лауреат «Оскара» за главную мужскую роль в фильме «Далласский клуб покупателей», Раст Коул в сериале «Настоящий детектив», Микки Пирсон в «Джентльменах» Гая Ричи) – отчасти иллюстрированная автобиография, отчасти учебник жизни. Став на рубеже веков звездой романтических комедий, Макконахи решил переломить судьбу и реализоваться как серьезный драматический актер. Он рассказывает о том, чего ему стоило это решение – и другие судьбоносные решения в его жизни: уехать после школы на год в Австралию, сменить юридический факультет на институт кинематографии, три года прожить на колесах, путешествуя от одной съемочной площадки к другой на автотрейлере в компании дворняги по кличке Мисс Хад, и главное – заслужить уважение отца… Итак, слово – автору: «Тридцать пять лет я осмысливал, вспоминал, распознавал, собирал и записывал то, что меня восхищало или помогало мне на жизненном пути. Как быть честным. Как избежать стресса. Как радоваться жизни. Как не обижать людей. Как не обижаться самому. Как быть хорошим. Как добиваться желаемого. Как обрести смысл жизни. Как быть собой».Дополнительно после приобретения книга будет доступна в формате epub.Больше интересных фактов об этой книге читайте в ЛитРес: Журнале

Мэттью Макконахи

Биографии и Мемуары / Публицистика
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное