На Ельнинской земле

Как и всякого, кто приезжал из деревни в Москву и заходил к своим знакомым, меня прежде всего нужно было угостить: того требовал обычай. Павел — сын крестной матери моей сестры — почти тотчас же, как только мы пришли, оделся, взял видавший виды, изрядно помятый жестяной чайник и отправился в ближайший трактир за кипятком. За чайник кипятку в трактире платили одну копейку, а потом уже дома заваривали чай и пили его с ситным. Это было обычным и вполне приличным, хотя и стандартным угощением. Исключение составляли лишь случаи, когда в силу каких-либо обстоятельств требовались водка и закуска.

Сестра моя, однако, не стала ждать угощенья: быстро договорившись с крестной относительно меня, она немедленно ушла, так как ей назавтра нужно было вставать очень рано. Впрочем, вставать рано надо было и моим хозяевам: оба они тоже работали на фабрике. Поэтому, напившись чаю, мы сразу же легли спать.

Меня положили на сундуке, и я очень долго не мог заснуть из-за всевозможных шумов, стуков и криков, доносившихся из других каморок. Заснул я, кажется, лишь под утро и только успел разоспаться, как меня разбудили…

Опять тот же поглощаемый весьма торопливо чай с ситным, и мы с Павлом вышли на улицу. Было, вероятно, не более шести часов утра, но во все стороны уже торопился народ, и снег приятно поскрипывал под ногами пешеходов. Горели фонари, то и дело позванивали трамваи, дворники соскребали и сметали с тротуаров снег. Далеко в морозном воздухе слышались звонкие голоса мальчишек, продающих газеты: «Газета-копейка»! «Газета-копейка»! А вот она, «Газета-копейка»!..

Павел подвел меня к трамвайной остановке, где скопилось уже довольно много народу, помог сесть в вагон и ушел. Кстати сказать, я больше ни разу не встречал его, как не встречал и его матери. Говорили, что она умерла за несколько лет до начала Великой Отечественной войны. А в комнате, в которой я ночевал, поселилась моя сестра Анна, которая к тому времени уже вышла замуж.

Я благополучно и еще затемно добрался до лазарета «Трудовое братство» и робко нажал кнопку дверного звонка. Швейцар Яков открыл мне дверь и сразу же начал ругать меня, почему я не сказал, что не приду ночевать. Он, оказывается, долго ожидал меня в прошлый вечер и стал уже беспокоиться, не случилось ли чего со мной.

В свое оправдание я мог сказать лишь то, что я и сам хотел вернуться обратно, но меня не пустила сестра, также боявшаяся, как бы со мной не случилось чего-нибудь.

— Ну ладно! — уже примирительно сказал дядя Яков. — Иди досыпай: ведь еще рано…

Довольный столь быстрым примирением с Яковом, я лег на широкий матрац и, как всегда, накрывшись сверху бекешей, моментально заснул, не обратив никакого внимания на скелет в белом балахоне, безмолвно и бессменно стоящий на посту у моей кровати.

13

После того как я случайно, по дороге в Алексеевскую глазную больницу, увидел кирпичный дом с большой вывеской «Редакция газеты «Новь»,

у меня начало расти непреодолимое желание увидеть хоть одного человека, имеющего отношение к выпуску книг или газет. Мне представлялось, что эти люди необыкновенные и если я встречусь хоть с одним из них, то уже одно это будет большим счастьем. Правда, иногда я позабывал о своем желании, будучи чем-либо отвлечен от него, но потом оно неизменно вспыхивало во мне с новой силой. И однажды я попытался осуществить его…

В вестибюле лазарета «Трудовое братство» на стене висел телефонный аппарат, а под ним стоял столик, на котором лежала толстая телефонная книжка. Я часто видел и слышал, как звонят по телефону, как разговаривают, и теоретически технику телефонных разговоров усвоил уже давно, хотя сам еще не пользовался телефоном ни разу.

В телефонной книжке, которую от нечего делать я листал уже много раз, мне совсем нетрудно было разыскать номер телефона одной фабрики, на которой работал мой однодеревенец. Когда в вестибюле никого не было, я снял трубку и, стараясь казаться совершенно спокойным, хотя сердце мое билось в это время со скоростью не меньшей, чем сто двадцать ударов в минуту, попросил телефонистку дать мне номер фабрики.

— Готово, — сказала телефонистка.

Через несколько секунд мужской голос ответил мне:

— Вас слушают. Что вам угодно?

— У вас на фабрике, — начал я с деланным равнодушием, — работает такой-то. — При этом я назвал фамилию, имя и отчество своего однодеревенца. — Нельзя ли позвать его к телефону?

— К сожалению, нельзя. Он работает, очевидно, на фабрике, а здесь контора. В контору мы обычно не приглашаем рабочих к телефону.

Таким образом, я убедился, что разговаривать по телефону умею. Это придало мне смелости, и вечером, сняв телефонную трубку, я назвал телефонистке номер уже не какой-то там фабрики, а номер домашнего телефона Ивана Ивановича Горбунова-Посадова, найдя этот номер все в той же телефонной книжке. Мне ответили неожиданно быстро:

— Я вас слушаю.