На край любви за 80 дней

– Именно, мадемуазель! – сияет проводник. – Отдельное купе первого класса. Правда, оставшаяся часть пути приходится на светлое время суток, но одно ваше слово – и я разложу постель, чтобы вы могли наверстать пропущенный сон красоты.

Купе воплощает собой первый класс в его лучшем проявлении. Соблазн зарыться в мягкие подушки ударяет в голову, как выдержанное вино, и все же я делаю еще одну неохотную попытку прояснить ситуацию.

– Месье, я за это не платила, – бормочу я, осторожно проводя пальцами по тонкой ткани скатерти. – Вы уверены?..

– Absolument, – говорит он, не дав мне окончить предложение.

– Bon journeé, mademoiselle.

Проводник уходит. Метнувшись через купе, я запираю дверь, пока он не передумал, и еще раз осматриваю свои вещи: все ли на месте. И лишь после этого поддаюсь искушению проверить мягкость подушек в накрахмаленных наволочках.

Проснувшись от осторожного стука в дверь, я с трудом поднимаюсь на ноги и вытираю скопившуюся в уголке рта слюну. На пороге купе стоит девушка в хрустящей голубой форме, а рядом с ней – нагруженная всякой всячиной тележка.

– Чай или кофе, мадемуазель? – спрашивает небесное создание.

Я указываю рукой на восхитительный серебряный чайничек, и она принимается за дело.

Не успеваю я опомниться, как мой стол разложен и накрыт к чаю: на нем, как по мановению волшебной палочки, появляются фарфоровый чайничек, чашка с блюдцем и тройной подносик с изысканными маленькими сэндвичами и разными видами пирожных. Мой любимый черный шоколад и взбитые сливки представлены во всех возможных вариациях.

Девушка желает мне приятного аппетита и хочет выйти.

– Подождите! Вы можете сказать, где мы? – кричу я, придерживая дверь.

– Только что проехали Римини, мадемуазель, – вежливо отвечает она. – В связи с задержкой в Альпах ориентировочное время прибытия в Бриндизи – семь тридцать.

Девушка наклоняет голову и исчезает за дверью, а я, почувствовав зверский голод, в мгновение ока опустошаю поднос. Чай помогает прийти в себя. Смахнув с губ последние шоколадные крошки, я вновь обретаю способность мыслить логически. Сверившись с телефоном, я узнаю, что Италия и Франция находятся в одной временной зоне, а значит, я проспала не меньше шести часов.

Встав из-за стола, по которому точно прогулялся ураган, я тянусь к дверной ручке, утопленной в стену, надеясь, что там туалет. Мои ожидания оправдываются с лихвой – я потрясенно открываю рот. Это не обычный туалет, какие бывают в поезде. В помещении царит идеальная чистота. Компакт, рядышком небольшой умывальник, а с другой стороны… отдельная душевая кабинка!

Полчаса спустя я выхожу из кабинки в облаке розмаринового пара, с вымытыми и собранными в модный высокий хвост волосами. Передо мной стоит четкая цель: я должна найти Зловредного Племянника, известного в миру под именем Доминика Мэдисона.

За время, оставшееся до конца поездки, я обыскиваю поезд от первого до последнего вагона и обратно – безуспешно. Зловредный Племянник как в воду канул.

Когда я возвращаюсь, все признаки того, что я спала, пила чай и даже принимала душ, бесследно исчезли. Покачивающаяся комната вновь приведена в безупречный вид.

Я плюхаюсь в кресло у окна. Теперь, отдохнув и придя в себя, я могу спокойно подумать о том, что вообще происходит.

То, что племянник Фрэнка Винала, или мальчик на побегушках, или кем он там ему приходится, пытается отнять мой кусок хлеба, не может быть совпадением. И если он получит работу в «Экслибрисе», пусть и в честной борьбе, я не смогу помочь своему дяде сохранить магазин.

Мои мысли стучат в такт колесам поезда. Я вспоминаю злобный оскал на оранжевом лице Фрэнка Винала в тот день в «Двух старых королевах» и письмо с угрозами от юриста, и у меня исчезают последние сомнения. Зловредный Племянник может сколько угодно разыгрывать невинность – за ним стоит Фрэнк Винал. Больше некому.

На невозможно голубой поверхности воды за окном мельтешат солнечные блики. Поезд проносится мимо нескольких ветряных мельниц, вращающихся под теплым соленым ветерком Адриатического побережья. Фермеры на полях обрабатывают землю и ухаживают за посевами. Вдали проплывает роща невысоких изогнутых деревьев, и лишь когда они остаются далеко позади, я догадываюсь, что это, должно быть, маслины. Я поражаюсь разнообразию ландшафта, вскормленного плодородной итальянской почвой. Не знаю, в чем причина – в гипнотизирующем покачивании поезда или в красоте пейзажа, но мои мысли обретают небывалую ясность и прозрачность. Поезд замедляет ход, и становится очевидным одно.

Я разглаживаю пальцами пакет с бумагами, которые чуть не улетели от меня вслед уходящему поезду. Я знаю человека, которому потребуются эти визы. И с удовольствием обменяю их на мои собственные. Только сначала задам ему пару вопросов.