Они не виделись с того незабываемого дня, когда провожали за Днепр на окопы подругу Зину, да после того им уже и не хотелось видеться. Жгучей крапивой поросла та тропка, по которой они неразлучно шли с самого детства. Грозные события развели их по разным дорогам. За это время они если и вспоминали друг друга, то вспоминали как чужие.
И вот неожиданно столкнулись лицом к лицу. Все произошло так ошеломляюще внезапно, что у обеих перехватило дыхание.
— Ой, Надюнчик! — вскрикнула Лариса.
Она вскрикнула, как и в детстве когда-то, радостно, искренне и так же, как прежде, когда подолгу, бывало, не видела подругу, крыльями развела руки и зажмурилась от счастья:
— Ой, Надюнчик!
У Надежды брызнули слезы. Прошлое, такое еще свежее и ощутимое, разогнало тьму обид, пролегших меж ними, высветило то, что соединяло их, и они бросились друг к другу.
Надежда не видела, как за спиной у нее открылась и быстро закрылась дверь. Она только слышала, как в приемной нервно вызывали через коммутатор диспетчера. И вдруг отчетливо уловила гневный голос Шафороста:
— Алло, диспетчер! Почему солдаткам не послал тягач? Почему, спрашиваю?!
От этого крика обе словно пробудились. Развели руки, поглядели друг на дружку, и между ними снова пробежал холодок.
Какое-то мгновение они так и стояли на расстоянии, как будто на распутье.
II
Удивительную силу таит в себе чувство родного дома. Непостижимую силу.
Еще по дороге к плотине, как только добрался до арки на Аллее энтузиастов, у которой метались отдельные машины, подбирая на ходу, под обстрелом, обессилевших, почерневших бойцов, Василь уже понял, что из Запорожья уходят последние подразделения, что его улица вот-вот станет полосой боя и что идти туда опасно. Но после всего пережитого в тылу врага, откуда он так долго и с такими адовыми муками выбирался, где столько грезил о своем городе, о родном доме, теперь, когда дом этот был совсем рядом, окутанный дымами на берегу, куда и девалось чувство опасности.
Он инстинктивно падал вместе с Гонтарем, по свисту угадывая приближение мины или снаряда, и так же инстинктивно вскакивал после взрыва, отчаянно торопясь к своему дому.
Василь обратил внимание на Гонтаря — что-то уж слишком знакомое было во взгляде этого человека — и, перемахнув на противоположную сторону улицы, остановился. Его тянуло вернуться к Гонтарю, заговорить с ним, но стремление поскорее добраться домой одержало верх. И он, утешая себя мыслью, что сможет еще повидаться с этим человеком, опрометью бросился к заветной двери.
На пороге неожиданно возник автоматчик. Автоматчик, в сущности, больше походил на трубочиста. Очевидно, рядом с ним только что взрывом разрушило трубы, и его с головы до ног осыпало сажей. Он стоял перед Василем черный и страшный, как черт с того света.
— Куда тебя несет! — закричал он хриплым голосом, испуганно вращая белками глаз. И, словно боясь задержаться тут надолго, быстро исчез.
Но Василь остался глухим к предостережению чумазого автоматчика — оно его словно и не касалось. Пока перебегал улицу, еще пригибался, ежился под треском разрывов, но как только коснулся ногами ступенек, по которым еще в детстве, бывало, вместе с Надийкой, взявшись за руки, с веселым визгом взлетали вверх и сбегали вниз, Василь сразу почувствовал себя, как за стеной крепости. Его уже не трогали грохот, взрывы, он уже жил совсем иными тревогами, иной болью. Перед глазами встали Надежда, Юрасик, Лукинична. Они представлялись ему то бесконечно обрадованными его возвращением, то опечаленными, удрученными горем, и он жил только встречей с ними.
Он не думал о том, дома ли они. Да и не хотел об этом думать, хотя логика событий давно подсказывала, что их нет. Как на крыльях летел он по ступенькам на свой третий этаж, и все, что встречалось по дороге, каждая мелочь, даже чуть приоткрытая дверь в квартире Крихточки — эта женщина всегда, когда что-нибудь пережарит, открывала дверь, что вело к очередной ссоре с Килиной Макаровной, — все это было знакомым, близким, все говорило, что и в их квартире должно быть так, как и тогда, когда он (как недавно это было!) ее оставил.
На мгновение ему почудилось, будто Надежда сегодня возвращается из института, а он так и не успел на пристань ее встретить, и от ревнивой мысли, что ее мог встретить Саш-ко, екнуло сердце.
Взбежав на третий этаж, Василь нетерпеливо нажал кнопку. Не услышав звонка и сообразив, что его и не услышишь, раз нет электричества, он изо всех сил рванул дверь. Дверь, затрещав, поддалась, и глазам его представился страшный хаос. В комнатах, как после бури, ни одного уцелевшего окна. На полу, усыпанном осколками стекол, валялись одежда, старая обувь, посуда. На кушетке, очутившейся почему-то у самого порога, лежал запыленный узелок с бельем. Очевидно, когда уезжали, для него не нашлось места. А может, и не успели взять. И лишь этажерка с книгами и письменный стол стояли на своих местах.