На крутой дороге

Дождь постепенно сбил бурю. А через час вместе с дождем утихла и стрельба. Волны улеглись, успокоились. Небо прояснилось, и по воде рассыпались звезды.

Над Днепром снова опустилась зловещая тишина. А на том берегу опять загадочно молчал притаившийся враг.

— Они наступать хотели? — допытывались водокатчики у Марка Ивановича.

— Не думаю.

— А чего же они так всполошились?

— Шума испугались. На чужой земле им и ветер страшен.

Как только стихло, Заречного и всю бригаду Ромы Надежда отправила на завод за трубами. Сама осталась на берегу, чтобы утром получше обследовать моторную часть. На ночь дядя Марко увел ее на свой КП.

— Пойдем погреемся немного. У нас там блиндаж есть.

В блиндаже их встретил разгневанный Чистогоров. Долгое отсутствие Марка Ивановича приводило его в отчаяние.

— Жив? Ах ты дьявол! Больше не пущу одного! Чистогоров, как и тогда, в Вознесенском подвале, и радовался и бранился, ощупывал друга — не ранен ли.

— Жив, цел, — добродушно гудел Марко Иванович. — А ты тут как?

Что-то по-детски наивное и до слез трогательное было в заботе друг о друге этих солидных, давно поседевших людей.

— Комиссар, у тебя в баклажке мокро? — полюбопытствовал Марко Иванович.

— А твоя, конечно, уже суха! — упрекнул друга Чистогоров.

— Хуже, совсем потерялась, — с досадой вздохнул Марко Иванович. — Дай дочку согреть.

— Батюшки! — всплеснул руками Чистогоров. — А я и не вижу, кто тут с тобою.

И все его внимание сразу же переключилось на Надежду.

Она выпила немного и оторвалась от баклажки. Каждый глоток этой всегда казавшейся ей такой неприятно горькой жидкости сейчас живительным теплом растекался по застывшим жилам. И если бы не боязнь опьянеть, она, наверное, выпила бы все.

Но этим заботы Чистогорова не ограничились. Через несколько минут он неизвестно где раздобыл военные брюки, гимнастерку и большие кирзовые сапоги. Растер ей ноги водкой, закутал в свою шинель и велел спать.

— Поспи, поспи. Когда надо будет — разбудим, — сказал он, выходя из блиндажа.

Надежда легла на охапку свежего сена, заботливо приготовленного Чистогоровым. Под шинелью она сразу согрелась, и ее потянуло ко сну. Наверное, сразу бы и уснула, если бы снова не была нарушена кратковременная тишина. Где-то далеко, в стороне Хортицы, застрочил автомат. Вскоре автоматные очереди послышались из нескольких мест. Шум эхом прокатился по скалам, шелест побежал по плавням. И вдруг с силой ухнула тяжелая батарея.

— Снова задираются, иродовы швабы, — с беспокойством заметил Чистогоров.

— Эге ж, — поддержал его Марко Иванович.

Надежда вскочила на ноги. Битва за Хортицу закипала снова, и грохот стрельбы охватывал остров с такой быстротой, что казалось, там опять разразился грозовой ураган. А в их районе, за речкой, по-прежнему, как и перед бурей, все зловеще молчало.

Надежда заметила, что дядя и Чистогоров были чем-то встревожены. Они прилипли к брустверу и внимательно вглядывались в Днепр. Чувствовалось, что немцы в этом районе к чему-то готовятся, но к чему именно — пока было неясно.

Из блиндажа высунулась голова связиста.

— Вас к телефону, товарищ полковник!

— Кто там?

— С главного КП.

Через несколько минут Марко Иванович вернулся.

— Замечена подготовка к наступлению. Вон там! — показал он в сторону Кичкаса. — Наверное, проклятые швабы хотят резать Запорожье с обоих концов: сверху и снизу. Нам приказано оставаться на позициях.

— Как? На целый день? — заволновался Чистогоров.

— Может, и не на один.

— А как же завод?

Марко Иванович не ответил. За ночь противник подтянул к Днепру новые крупные силы, и угроза окружения еще более ощутимо нависла над городом.

VII

Приближался рассвет. На темном плесе реки, тихом и ровном, словно стекло, пробивались розовые пятна. Из темноты выплывали контуры могучей плотины. Вырисовывались дома, мачты на противоположном берегу. Все было таким знакомым, родным, и от мысли, что сейчас там враг, больно щемило сердце.

Только теперь заметила Надежда, как сильно спала вода. Оголенное дно реки, покрытое илом, широкой темной каймой протянулось вдоль берега. В районе гавани виднелись силуэты полузатопленных барж.

Неожиданно над головой что-то прошелестело, и на воду плюхнулись дикие утки. Целая стая. Была как раз самая «утиная» пора, когда птицы собираются в стаи и переселяются с болот на большую воду. И что-то удивительное произошло с обоими заядлыми охотниками — Чистогоровым и Марком Ивановичем. Словно живой воды впрыснули им в жилы. Надежда, услышав шум, испугалась: ей показалось, что это снаряд или мина. Но друзья охотничьим чутьем не только узнали уток, но и породу их тотчас же определили. Оба одновременно воскликнули:

— Кряквы!

Марко Иванович машинально схватил винтовку, но сразу же опомнился и поставил ее на место. Стрелять, конечно, было нельзя.

— Подожди, Марко, ты только не мешай! — в азарте захлебнулся Чистогоров.

Имитируя манипуляции с ружьем, он весь напрягся, прицелился и тихо губами выстрелил:

— Паф!

— Вот и промазал, — укоризненно буркнул Марко Иванович. — Как всегда. Разве порядочный охотник стреляет в сидячую? Только птицу полошишь.