На небо сразу не попасть (Нельзя сразу на небо)

На Главный вокзал сегодня прибыл эшелон итальянцев. Охранаяти их только эсэсманы, которые били каждого, кто приближался к вагонам. Итальянские солдаты были без оружия и небритые. Всех их упаковали в машину и вывезли на пески около Винников. Когда их высаживали их открытыъ кузовов, солдаты кричали что-то по-итальянски, но невозможно было понять, что они говорят. Путейские работницы рассказывали, что это солдаты, которые не хотели помогать немцам в облавах на партизан в лесах под Равой Русской и Дрогобычем.

24 марта

Во Львов приехали хорваты, которые должны идти на русский фронт. Одеты в немецкие мундиры, только на рукавах и пилотках у них какие-то свои знаки. Ходят разъярённые и бьют кого попало. Не знаю, где их расквартировали – шастают по несколько в окрестностях вокзала.

25 марта.

Сегодня хорваты выехали на машинах. Все были в касках и у всех были заткнуты за пояс гранаты. Украинец из вокзальной охраны говорил, что хорваты поехали помогать ликвидировать гетта в Жолкве [32] и Люблине [33].

29 марта

Сегоня в итальянской комендатуре целый день был шум. Когда итальянцы пришли утром, то нашли на окне повешенного коллегу. Уборщицы говорят, что этотсамоубийца повесился от тоски по Италии.

Уже вернулись хорваты. Они теперь менее злые, чем перед выездом. Разговаривают с людьми. Некоторые из них сегодня продавали через вокзальную торговлю разные вещи, такие, как часы, обувь, обручальные кольца. За поллитра водки можно было у них получить красивые дамские бусики. За женские золотые часы хотели 10 литров водки. Но можнобыло сторговаться за 8 литров.

На вокзале поднялся шум по поводу этого бензина. Немцы хватаюти арестовывают разных людей, а перед этим очень плотно оцепили вокзал. Немецкое оцепление настолько густое, чтос трудом только можно вынести оттуда хлеб или сигареты. Немцы тщательно обыскивают задержанных. На путях, где стоят цистерны, крутится теперь много баншуцев, а немецкий повар сказал, что комендатура вокзала назначила награду за поимку виновных в уничтожении бензина. Если бы просто забироали по несколько или несколько десятков литров бензина, то немцы бы ещё долго не ориентировались, что происходит. Только когда увидели поотрыванные краны и мокрую от бензина землю, что шляк их трафил [34].

Почти каждый день тепень бьют людей и тщательно проверяют пропуска работников железнодорожного вокзала. Теперь невозможно дойти до цистерн с бензином, из-за чего носим немцам чемоданы и рюкзаки. Денег ещё достаточно осталось от продажи бензина и даюх их маме каждый день или через день. У меня больше свободного времени, так тчо стал снова пиходить помогать пану Роману. Около кухни крутится теперь несколько типов, которых я не знаю. Пан Роман даёт мне кофе, но и отгоняет от барака. Немцы и тут следят, а в 50 метрах откухни находится штаб линейной жандармерии.

28 апреля.

Три недели уже нахожусь в заключении. А дело было так: 4 апреля перед входом на территорию Frontleitstelle [35] встало несколько людей в противодождевых плащах. Среди них я заметил Романа. За ними я не увидел никого из знакомых пацанов. Не было ни носильщиков, ни чистильщиков обуви. Что-то тут было не в порядке, что-то, чего я не мог понять. Когда я решил сняться с вокзала и повернуть к остановке, было уже слишком поздно. Один из этих незнакомцев, высокий верзила («drab»), начал идти в мою сторону и прежде, чем я успел удрать, сказал мне остановиться ипригрозил пистолетом. Потом пришёл ещё один мы втроём пошли к трамваю. Сказалимне стоять на платформе и так меня обставили, что и речи не было о бегстве. Следили за мной и одновременно ращговаривали о какой-то ограбленной немке. Отвезли меня на площадь Галицкую (мне кажется, что номер 15) к дому управления Крипо [36] и СД. Вместо стражника в мундире, во входных дверях стоял типок, одетый в штатское. Наверху мне сказали встать в углу комнаты лицом к стене. В той комнате было уже твое в штатском, хорошо одетых мужчин, а в углу сидел на корточках Брудас – хитрый, но самый тупой из всей нашей компании.

Никто ни о чём не спрашивал, только вдруг высокий толстяк с рябой от оспы губой ударил меня открытой лапой в лоб. Одновременный удар резиновой палкой в грудь свалил меня на колени. В комнату вошёл офицер СД. Толстяк спросил меня, как было с бензином. Прежде, чем я успел ответить, начали меня бить. Били все трое и пинали. У каждого была резина и лупили меня по очередни или все сразу. Потом офицер СД отодвинул агентов и начал меня обрабатывать. Бил меня тонким кнутом, которым порассекал мне одежду, а потом почти всё тело. Кровь была у меня на руках, глазах, на голове. Даже в штанинах («nogawkach») была кровь.