Михей выбрал самый трудный путь к счастью. Впрочем, раздумывать было некогда.
Тот страшный миг он помнил до мельчайших подробностей, при этом всеми силами стараясь забыть. Ворвавшийся в номер сквозняк. Испуганные глаза официанта. Ударившаяся в стену тележка с заказанным обедом. Звон разбитого стекла. Перекошенное лицо Лены. Ее нечаянный шаг в никуда…
Миг, ставший вечностью.
Он оказался у окна за долю секунды. Ухватил оступившуюся женщину за ремень. Рванул к себе. Подоспевший официант помог не допустить трагедии.
— Не хочу… не хочу… не хочу… — билась несостоявшаяся самоубийца в объятьях спасителей, путаясь в желаниях и мыслях.
Однако Михей был уверен в правильности своих действий. Их выбор был взаимен. После тех самых слов о невозможности встречи, за мгновенье до прихода официанта Лена подалась к нему. Будто поверила. Нет, поверила, безо всяких будто!
Никогда потом Михей не спрашивал, что ощутила она в те секунды. От возрождения до нечаянной гибели и обратно. Жизнь рассыпалась на секунды и мгновения. Складывать фрагменты в единый пазл стоило бы очень дорого. Следовало действовать молниеносно. Противостоять. Предупреждать. Ломать. И строить… Строить заново. С нуля. И смаковать рождающееся «вместе» медленно, отдаваясь на откуп ощущениям и чувствам…
Кто бы мог подумать, что желания способны так быстро исполняться!
Через несколько часов, наполненных тревогой, паникой, пустой суетой, время потянулось туго проворачивающейся колодезной цепью. Скрипя на поворотах, расплескивая содержимое заветного ведра. Безнадежно и монотонно. Ах, если бы та монотонность имела хоть малую толику позитива! Увы…
— Вашу невесту (врачам он назвался женихом) спасет время или чудо, — осторожничали швейцарские специалисты.
— Пожалуй, шансов на скорое выздоровление процентов тридцать, — вторили им психиатры Германии.
— Она может остаться невменяемой, — сочувственно пожимал Михееву руку приглашенный из Москвы специалист.
— А давайте домой… — попросила его мать Лены. — Я ее травками отпою. Родная природа с людьми чудеса творит…
Два месяца они прожили на маленькой дачке в пригороде Минска. Копались в огородике, распивали чаи на закате, парились в баньке. Он удил рыбу, она сидела рядом. Он складывал яблоки в ящики, она перебирала приготовленную солому. Он читал девочкам сказки, она кивала в такт словам. Он протягивал руку, она отдалялась…
И приходилось все начинать сначала.
Однако Анна Романовна, врач с сорокалетним стажем, знала, что делала. Травяные сборы постепенно возвращали ее дочь к жизни. А может, не только сборы. Знакомая с детства тропинка в лесу, старые фотографии на стенах, родные запахи и звуки. Детский смех. Детские слезы. Терпение. Вера. Надежда. Любовь…
Ненастным утром Михей проснулся от странного ощущения. Раскрыл глаза. Повернулся к двери. На пороге стояла Лена. Удивленный взгляд. Непостижимая синева, которую не смогла притушить даже вязкая серость за окном.
— Созрела… — шептала она, протягивая к нему руку.
Михей приподнялся, чтобы рассмотреть…
На ладони лежала веточка облепихи. Сизые листочки, оранжевые ягоды в мелких дождевых каплях.
— Осень… — виновато улыбнулась Лена.
Потом снова была клиника. На этот раз белорусская. Частые визиты. Испуганные девочки. Взволнованные бабушки. Мечущийся между Женевой и Минском Михей. Недовольные его новым графиком работодатели. Неожиданно явившаяся мама…
Бесконечный поток лиц. Замедленные жесты. Сдерживаемые эмоции. Полутона… полузвуки… Слабеющий пульс надежды.
И наконец:
— Она сможет. Наметилась позитивная динамика.
— Спасибо, доктор!
— Себя благодарите. Себя. И Бога… Да, вот еще что, женитесь на ней, молодой человек. Чем быстрее, тем лучше. Одиночество ей противопоказано.
— Да… — Михей захлебнулся резким конфликтом эмоций, — она меня к себе и близко не подпускает…
— А вы все равно женитесь…
В принципе, он был готов к этому шагу, не заметив, когда стал воспринимать Лену близким человеком. Дрожать над ней и над девочками. Стараться предупредить любое желание. Оградить от бед. Быть рядом…
Возможно, что-то надломилось в нем в тот далекий римский полдень, когда впервые обнаружил вместо знакомой тетушки очаровательную женщину. Или еще в Н*, когда посмеялся над собой в желании обладать первой встречной…
До сих пор любовь не требовала осознания или просто не желала поддаваться. В любом случае чувство Михею досталось не из легких. Прорастало с болью, то просясь на волю, то исчезая в сумрачных глубинах души. Но ведь досталось!
Никто прежде не казался ему так дорог! Ни писаные красавицы, ни боевые подруги, ни труднодоступные интеллектуалки. Разве что мама. Но там связи родственные. Самая ценная ценность. А тут… Нечто, не вписывающееся в привычную аналитику. Странное. Неоднозначное. Вызывающее одновременно острейшее притяжение и не менее острый протест. Сомнение в правильности позиций: принять, защитить или отдать на откуп правосудию. Сжать женщину в объятиях или бежать без оглядки прочь…