На пятьдесят оттенков светлее

— Это было в жаркий летний день, я усиленно работал. — Фыркнул он и внезапно радостно встряхнул головой, — Работа была изнурительной, убирать весь этот щебень. Я был один, и в какой-то момент Эл… миссис Линкольн появилась, вдруг, из ниоткуда и принесла мне лимонад. Мы поболтали немного, я ей сделал какой-то сомнительный комплимент… и она отвесила мне пощечину. Очень сильную пощечину. — Он неосознанно поднес руку к лицу и потер щеку, его глаза затуманились воспоминаниями. Вот черт!

— Но потом она поцеловала меня. Затем ударила снова. — Он заморгал, будто спустя столько времени, все еще не понимая этот поступок.

— Меня никогда еще так не целовали и не били.

О. Она напала на ребенка.

— Ты хочешь это слушать? — спросил Кристиан.

Да… Нет…

— Только если ты хочешь рассказать. — Мой голос слаб, будто я лгу ему в лицо, а голова кружится.

— Я пытаюсь описать ситуацию.

Я киваю, надеясь его приободрить. Но мне кажется, я похожа на статую, замороженную и с широко раскрытыми от шока глазами.

Он хмурится, пытаясь понять мою реакцию. Потом поворачивается на спину и обращает глаза в потолок.

— Ну, естественно, я был ошарашен и зол, и ужасно возбужден. Сама посуди; сексуальная взрослая женщина, вдруг, так себя с тобой ведет. — Он трясет головой, будто до сих пор не может в это поверить.

Сексуальная? Меня сейчас стошнит.

— Она ушла обратно в дом, а я остался во дворе. Она вела себя так, будто ничего не случилось. Я выглядел полным идиотом. Так что я вернулся к работе; загружал щебень в контейнер. Когда я уходил тем вечером, она попросила меня вернуться на следующий день. Она не упоминала о том, что случилось. И на следующий день я вернулся… Я не мог дождаться, чтобы снова ее увидеть, — он шепчет, будто на исповеди… но на самом деле так и есть. — Она не касалась меня, когда целовала, — прошептал он, повернув голову, и взглянул на меня. — Ты должна понять… моя жизнь была адом. Я был типичным трудным пятнадцатилетним подростком: высоченный, гормоны бушуют. Девочки в школе… — Он прерывается, но я понимаю картину: испуганный, одинокий, но привлекательный подросток.

Мое сердце сжимается.

— Я был зол, чертовски зол на всех: на себя, своих товарищей. У меня не было друзей. Мой психиатр на тот момент был настоящим кретином. Ребята обходились со мной плохо. Они меня не понимали. — Он переводит взгляд на потолок и запускает руку себе в волосы.

Мне тоже хочется, но я сдерживаюсь.

— Я никого к себе не подпускал. Я не мог. Я не мог выносить никого рядом с собой. Я дрался… о да, я дрался. Я попал в несколько ужасных передряг. Меня выгнали из нескольких школ. Но это был способ выпустить пар. Выносить какой-то физический контакт. — Он снова останавливается. — Ну, ты понимаешь. И вот, когда она меня поцеловала, она только дотронулась до лица, она меня не касалась.

Его голос еле слышно.

— Должно быть, она знала. Наверное, Грейс рассказала…

О, мой бедный Пятьдесят. Я должна обнять подушку и положить на нее голову, чтобы сдержать свою тягу к нему.

— На следующий день я вернулся, не зная, чего ожидать. Я опущу ужасающие подробности, но они все те же. Так и начались наши отношения.

О черт, это больно слушать.

Он опять переворачивается на бок и смотрит на меня.

— И, знаешь, что, Ана? Мой мир обрел смысл. Все стало четким и понятным. Все. Это именно то, что мне было нужно. Она была глотком свежего воздуха. Она принимала решения, огораживала меня от всего того дерьма, давала мне дышать.

Вот черт.

— И даже когда все закончилось, все оставалось четким и понятным. И все было так, пока я не встретил тебя.

Ну и что я должна на это ответить? Он неуверенно убирает свалившуюся прядь моих волос за ухо.

— Ты перевернула мой мир с ног на голову. — Он закрывает глаза, а когда снова их открывает, они оказываются мокрыми. — Мой мир был в порядке, спокойствии и контроле, потом ты пришла в мою жизнь со своим острым умом, своей чистотой, своей красотой, своим безрассудством и,… кажется, до тебя все было таким тусклым, пустым, заурядным… это было ничем.

О Боже.

— Я влюбился. — шепчет он.

Я перестаю дышать. Он ласкает мою щеку.

— И я. — бормочу я на последнем дыхании.

Его глаза высыхают.

— Я знаю, — он лишь двигает губами.

— Ты знаешь?

— Да.

Аллилуйя! Я застенчиво ему улыбаюсь.

— Наконец-то, — шепчу я.

Он кивнул.

— Я увидел смысл в жизни. Когда я был моложе, Элена была центром моей Вселенной. Не было ничего, чего бы я не сделал для нее. Она так же много сделала для меня. Я бросил пить благодаря ей. Начал хорошо учиться в школе, она дала мне «механизм» для решения проблем, которого у меня не было раньше, помогла осознать мне многие вещи, о которых я раньше не задумывался.

— Оттенки, — прошептала я.

Он кивнул.

— В каком-то смысле.

Я сдвинула брови от удивления: «что он имеет в виду?»

Он запнулся из-за моей реакции.

— Расскажи мне!

— Когда ты растешь с отвращением к самому себе, считая себя отбросом, не заслуживающим ласки дикарем, ты думаешь что наказание — это то, что ты заслуживаешь.

— Кристиан… ты не тот, каким ты себя считаешь.

Он останавливается и запускает руку в свои волосы.